Убить кролика (18+)

Настало время убить кролика. Кролик как кролик — жил в клетке, спал на сене, ел зелень. Её таскал хозяин — Володя Морозов, каждое утро вьюченный мешком на пустыре за нашим домом, на поляне у поликлиники, на подступах к лесу.

Он толкал в холщовый куль овсяницу и мятлик, полевицу и клевер, подорожник и лапчатку — всё, что за традиционным незнанием именуется обще — травой. Часто добавлял от себя заветное: капустный лист или кочерыжку, свекольную ботву, морковку, зелёное яблоко.

Кролик жил в гараже. Гараж маленький, под мотоцикл. Мотоцикла не было, к технике Володя расположения не имел. Зато испытывал тягу владеть чем-то, что, пусть в миниатюре, напоминало крестьянское хозяйство, выдавало хватку человека рачительного, от сохи.

Корни деревенские в нашем районном городке наверняка прослеживались у каждого. Просто поколения за три-четыре, пережившие и революцию, и индустриализацию, и войну, и эксперименты по укрупнению колхозов, и ещё много чего, большинство эти корни забыли, утратили. Кто-то частично, кто-то основательно, кто-то и вовсе.

Тяга к земле просыпалась на шести сотках, которые разрешили обрабатывать с 1960-х. Но дачи и огороды были не у всех. И живности там, как правило, не водилось — только грядки, только растения. А Володя завёл кролика — серого великана, ушастого, прожорливого и пугливого, с опаской нюхавшего палец, поднесённый к железным прутьям.

Весной трепыхавшийся пушистый комочек поместили в клетку, а осенью, когда траву, собранную хозяином, уже прихватывала колючая седоватая изморозь, это был пятикилограммовый кроль, теснивший своё жилище.

Пора было его резать.

Пора было резать, но к этому решению — неизбежному, заданному и в то же время гонимому в мыслях — Володя шёл тяжело. К кролику он привык.

Заводил он его не просто так, а для выгоды, это понятно. Мясо было ценностью: в нашем городке и в хорошие-то годы им не торговали, а тогда страна спасалась талонами. И шкуру, наверное, можно куда-то приспособить. Но…

Да, да, резать надо. То, что Володя принесёт домой, молодой красавице-жене и своей заботливой маме, нечто ценное, нужное и при этом ещё полученное из ничего, без затрат, от природы — это разумеется, поднимало его оценку и в глазах близких, и в собственных глазах. Только…

Кролика нужно было убить. А — жалко!

Володя не знал тогда, что жалеть нельзя. Жалеть — неправильно. И не потому, что для него единственный кролик приобрёл индивидуальные черты, а у крестьянина, владеющего множеством живности, всяк зверь и птица «на одно лицо». Нет. Крестьянин, постоянно наблюдая за четвероногими или пернатыми, гораздо лучше знает их поведение, особенности, характер. Что кролик! Каждая курица для него — личность, не похожая на квохчущую соседку.

Это — само собой, как само собой и то, что, в конце концов, курица, кролик или даже барашек окажутся просто едой — для того и растили.

Корова или лошадь — дело другое, там многолетняя история, там молоко или тягловый труд, а может быть, и красота — главное. Там множество смыслов. Корова — кормилица семьи, спасительница, лошадь — престиж, грация, наслаждение скоростью. И редкость по нынешним временам!

А кролик? Что кролик. Кролика нужно убить.

Я убил кролика. Мне он тоже нравился — кролик. Мягкий, пушистый, живой. Но что ж поделаешь?

Он же сам не свой — Володя. Такой мужественный и взрослый — на три года старше меня. Такой опытный. С юмором вообще-то. Не страдающий излишним романтизмом. С тряпичной сумкой в клетку, где притаилась пара пива, добытая чудом на фоне продовольственной нищеты.

Он едва не плакал — Володя, отворачиваясь от клетки, где водил ушами его серый питомец. Мы шагнули в гараж, он отыскал какую-то железку — довольно увесистый пест, деталь от отцовского мотоцикла (их уже не было — ни отца, ни мотоцикла), я точно и сильно тюкнул кролика по носу — кролик дёрнулся и затих.

Потом мы глотали тёплое пиво. Потом Володя, подвесив тушку, пытался свежевать кролика, и от волнения попортил шкуру. Дырявую, осклизлую, с кровавыми и сальными подтёками, мы тайком отправили её на помойку. А мяса оказалось не так и много — впрочем, наверное, как и положено с кролика.

…Спустя тридцать с лишним лет, выпустив свою первую и, может быть, последнюю книжку, я начал раздаривать её друзьям. Несколько адресов было собинских, один из них — Володи Морозова. Я позвонил ему, обещал передать сборник рассказов.

— А про меня там есть? — тут же спросил он.

Мне стало неловко. Про него там не было.

— Что ж, ты всегда был самым справедливым, — пошутил старый приятель.

— Я напишу, напишу! — оправдывался я. — Во второй книжке точно!

И я действительно думал, как бы вытянуть на свет божий такого близкого мне героя — Володю Морозова. Пробовал писать о его собаках — у него был беспородный и умнейший пёс Шурик, и несколько шотландских колли, и лайка, но выходило какое-то развлекательное пособие по кинологии. Хотел вставить его в детские сюжеты, но для детства три года разницы — колоссальная пропасть, и закадычными друзьями в субтильном возрасте нас не назовёшь. Обратил взгляд на молодость, но там полезли разные ненужные подробности — вино, девушки, шумные компании, — всё то, о чём нам, старым, растолстевшим и седым ностальгировать и неловко, и смешно, и не к лицу, во избежание подтрунивания со стороны подрастающего поколения.

А кролик… Был кролик. И не расстройся тогда Володя так сильно, может, в моей биографии не было бы эпизода, который время от времени почему-то приходит на память. Ведь ни до, ни после него я не убивал домашнюю живность — ни кроликов, ни кур, не говоря уже о ком-то более крупном. Не убивал, потому что и случая не представлялось. А представился бы — кто знает…

Вот и Вовка — простите, Владимир Станиславович Морозов, на кролика руку не мог поднять, а в охотники потом записался. У него и ружьё было, да. В железном ящике стояло. Он, как открытие сезона, в лес уходил. Правда, с добычей его я не видел. Но зато он очень смешно рассказывал, как мужики, перепившись, мазали по стеклянным бутылкам.