Добрые дурачки

На дурачков мне везло. Попадались добрые. Ладить с ними я умел. Особенно с теми, кто взрослее. Был у нас в райцентре Володя Покрышкин. Или Крышкин? Кто как звал, а в паспорт я к нему не заглядывал. Крышкин-Покрышкин возил на тележке афиши.

Большие рисованные афиши вешали там, где крутили кино, — на клубе и кинотеатре «Восход». Но по городу были ещё места под маленькие, съёмные афиши. Их тоже малевали на ткани, натянутой на рамку, но скромного размера и без картинок. Только буквы и цифры. «Золото Маккены»: 16.00, 17.50, 20.00, 21.30 и цена — 20, 35, 45 копеек. Их и возил Покрышкин. Или Крышкин?

Жил он одиноко, в коморке коридора, одевался худо, но всегда был весёлый и приветливый. Маленьким я даже не знал, что он дурачок: общались-то на равных. Потом кто-то подсказал. Но симпатия к нему не пропала, да и что значит дурачок? Говорит нормально, доброжелательный. А на научные темы мы с ним не общались, ни к чему было.

Когда уже в старших классах школы я сотрудничал с районной газетой «Коммунист» (ныне «Доверие»), то написал о Покрышкине очерк — не очерк, а что-то вроде эссе. Что вот, мол, есть такой человек, которого все видят, знают, он — часть нашего города, его нетривиальный персонаж. Редактор по-доброму посмеялся, но ставить это не стал: у нас, сказал, много достойных людей — передовиков, ветеранов войны и труда, а ты про дурачка пишешь. Ни к чему.

Писал я, конечно, и про передовиков, и про ветеранов, но когда вспоминаю город своего детства, то почему-то больше на память приходят «негероические герои». Тот же Покрышкин. Или Миша-грузчик с базы под мостом. Рыжий, весь в веснушках, небольшого роста, но кряжистый и ужасно сильный. Работал за двоих, добрый был, как дитё, и, по меркам обычным, глупый.

Таким дурачкам, которые могли сами работать и за собой ухаживать, в общем-то, везло — их жалели или, по крайней мере, не третировали постоянно. Они тоже могли подвергаться жестокости подростков, но по сравнению с теми, у кого умственная отсталость была, что называется, написана на лице, это были цветочки.

Всё же способность стать частью группы — детской ли компании, трудового ли коллектива — оберегала от преследования. А были заведомые одиночки: Калай Калаич, Евгенич, Ваня и многие другие — тем пришлось хлебнуть лиха от вроде бы более умных, но более вредных и злых земляков. Но не буду об этом здесь и сейчас.

Так вот про дурачков. Вы уж простите за слово, я его по-доброму говорю, вроде как слышится в стихотворении Рубцова «Добрый Филя» или, я не знаю, в шукшинских рассказах о сельских чудиках. Дурачки мне попадались добрые, светлые и вовсе не опасные. Потом, конечно, они из моего круга общения напрочь выпали (это нормально, странно было бы, если бы наоборот), а те, с кем волей случая пришлось столкнуться позже, оказались слеплены из другого теста.

То буйный сосед дверь ломал. То другой, из дальнего подъезда, матом голосил на всю улицу — хорошо хоть неагрессивный. То перепивший в автобусе иной раз так глянет, что закрадывается мысль: «Доехать бы!». И что ни день, то чтиво про маньяков и прочих со съехавшей крышей упырей. А Покрышкина нет. Миши-грузчика нет. Убрался Крышкин со своей тележкой!

А с другой стороны, если так называемое нормальное общество изменилось и стало жить по принципу «Человек человеку волк» и «Обмани ближнего своего, а то ближний обманет тебя и возрадуется», то почему вот то, более чувствительное к психическим изломам общество должно в полной мере сохранить добро? Или может именно оно и сохранило, просто я не могу, не способен уже этого открыть? Чутко улавливаю код «свой-чужой» и шарахаюсь от любой непривычной интонации?

И вот ещё предвижу: сейчас допишу эту статейку, а в комментариях какой-нибудь умный-умный сразу съязвит: «Тебе что, Коля, дураков в жизни не хватает?». Хватает. Но хотелось бы добрых. Добрых хотелось бы. Раз среди обычных людей это дефицит, то, может, те восполнят недостаток?