Сержант Великой Отечественной Степан Гинин: «На войне я получит первый урок культуры»

7 мая в радиорубке «КП-Владимир» побывал человек-легенда.

Степан Гинин — почетный гражданин Владимирской области, «профи» аграрного движения страны, бессменный председатель колхоза, ставшего затем агрофирмой «Россия», участник Великой Отечественной войны. Именно военные годы мы вспоминали вместе с героем труда, обладателем Ордена Отечественной войны I степени, ордена Ленина и бесчисленного количества медалей.

На войну сержант Гинин попал в 1944 году, когда советские войска освобождали Западную Польшу. Только закончившего авиационное училище, его, механика авиации, отправили в полк, расквартированный в Арзамасе. В армию парень пошел с радостью, думая: в армии, наверное, кормят! А оттуда мальчишек уже отправляли на фронт.

Так, сержантом, наш герой прошел Венгрию, Чехословакию, Германию — и там встретил День Победы. Стрельбу и всепоглощающее «Ура!!!» Степан Петрович помнит как сейчас:

— Весть моментально облетела весь полк, расположившийся близко от передовой. Много лет прошло, и сегодня те воспоминания мне кажутся сном — будто и не было вовсе той войны.

АВИАЦИЯ — БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ

Степан Гинин вспоминает: когда его 89-й гвардейский истребительный Оршанский полк дошел, а точнее — долетел до Германии, интенсивность полетов уже снижалась. С тех пор в эскадрилье, где он служил, больше не было потерь среди летчиков: в небе у советских войск было абсолютное превосходство. Механики встречали каждый самолет: Гинин помнит, с какой улыбкой возвращались летчики на базу.

— Когда смотришь очень приятный фильм «В бой идут одни старики» — это практически про нас. Действительно, жизнь пилота зависела от того, как механики подготовят его самолет, что сделают оружейники, прибористы… Когда крылышки показывались «в обратную», мы бежали навстречу самолету радостные. Летчики стали нам ближе, чем родные.

ИЗ ПОЛЬШИ, С «ЛЮБОВЬЮ»

Конечно, говорит фронтовик, вспоминать хочется не обо всем, и по-прежнему некоторые эпизоды вызывают ужас.

— Когда мы передвигались по Польше, пришлось как-то ночевать в заброшенном домике, с одним пехотинцем, лейтенантом. Смотрим: лежит много соломы, значит, спать будет мягко. А утром обнаружилось, что этой соломой, на которой мы спали, прикрыты убитые гражданские… Этого я не могу забыть никак. Оба выскочили, лейтенант сильно заплакал: он был старше меня года на четыре, пришлось его успокаивать. А позже и я долго не мог прийти в себя.

Степан Гинин вспоминает и еще один случай в Польше, едва не стоивший ему жизни. Поляки из комендатуры расселяли советских солдат по домам. С тем же лейтенантом комендант направил Гинина ночевать в большой дом с мезонином, окно которого выходило на крышу. Это сержанту сразу не понравилось.

— Здесь жили две полячки, а мне, уроженцу Украины, их речь была немного понятна. Мы их тоже угостили ужином, они нас — чаем. На ночевку женщины выделили нам комнату. Настороженный, я предложил лейтенанту: «А давай перейдем ночевать в коридор! Не нравится мне тут, и бабы эти не нравятся! Шинели есть, будет удобно». Товарищ противился: смотри, какие кровати! Но мы все же перешли на новое место. Ночью в окно той комнаты бросили гранату…

Вскочив, парни кинулись к дверям —, а все закрыто! Выбив дверь, Степан Гинин с товарищем выбежали на улицу —, а там как раз комендантский патруль, который и навестил хозяек квартиры.

— Чем история закончилась, не знаю — нам пора было шагать дальше. Но могу сказать: нас там не любили!

КАК ДЕВЧОНКА ФРОНТОВИКА ПРИСТЫДИЛА

В Германии, вспоминает ветеран, зарплату выдавали оккупационными дойч-марками. На них наши солдаты играли в карты. И тот, кто проиграл, должен был выбросить все деньги со второго этажа, чтобы посмотреть, как их будут подбирать немцы…

— Сейчас это кажется постыдным, мальчишеским хулиганством, а тогда было смешно. Наши войска, я подчеркну, интеллигентно относились к местным жителям, понимали, что это обычные жители — и никакой злобы, ненависти не проявляли! — уверяет фронтовик.

В Дрездене полк распределяли на постой по домам, где жили немецкие семьи. В небольшом коттедже со всеми коммуникациями и внутренним садом квартировал и Гинин. Семьи немцев голодали: первым, что привез им сержант, были тушенка и хлеб.

— Весь свой паек я им и отдал: надо было видеть глаза хозяев — пожилого немца, его жены, дочки и снохи с маленькой дочкой, лет пяти. Их сын, понятное дело, погиб. А как я мог поступить: родился я на Украине, на самое детство пришелся страшный голод, хорошей жизни до армии не видел и сытости не чувствовал. И здесь я получил урок европейской культуры! Немцы посадили меня в саду, пить чай, а надо мной висело большое яблоко. Я его сорвал, и это увидела маленькая девочка. Я понимал по-немецки: девчушка пожаловалась маме, ведь еще рано срывать яблоки. Я покраснел от стыда: ребенок знает, что нельзя рвать яблоки без разрешения, а я — нет. На что та ответила крохе: «Младшие не должны делать замечаний старшим!»