Сталин благодарил владимирцев за молитвы о Победе

Этот день владимирцы приближали, как могли. Днем и ночью, на фронте, в цехах, в госпиталях, собранными деньгами и сданной кровью, молитвами и песнями.

ГЛАВНЫЙ ГОЛОС ВОЙНЫ

О начале войны, положении на фронтах и Победе владимирцы узнавали из уст своего земляка — главного диктора СССР Юрия Левитана.

— Одно помню — боль и гнев переполняли сердце, — вспоминал он на встрече с владимирцами о страшном 22 июня 1941 года. — В течение дня мне довелось несколько раз читать заявление советского правительства о нападении фашистов на нашу страну. Включил микрофон: «Говорит Москва…» Чувствую, что не могу продолжать. Зажглось световое табло: «Почему молчите?» Взял себя в руки, читаю. «Заявление советского правительства…» И по мере чтения росла уверенность в том, что победа придёт, преступления гитлеровцев не останутся безнаказанными.

К тому времени уроженец еврейской слободки близ Муромской улицы уже был очень знаменит. И давно избавился от характерного владимирского «оканья», которым поначалу грешил. Левитану верили как своему, и, одновременно, — словно «голосу свыше». Да что там простые люди, сам товарищ Сталин, обладавший своеобразным чувством юмора, на вопросы когда же победа, отвечал: «А вы у Левитана спросите. Когда он скажет, тогда — и наступит!»

ОБЪЯВЛЕН ПРИФРОНТОВОЙ ПОЛОСОЙ

Уже к вечеру 22 июня у парка Пушкина прошел многотысячный митинг, на котором выступили машинист паровоза Спиридонов и депутат Верховного Совета СССР, директор грамзавода (ныне — «Точмаш») Баталин. Приняли резолюцию: «Мы хорошо знаем, что эта война навязана нам не германским трудовым народом. А кровожадным палачом Гитлером, объявившим поход против отечества пролетариев всего мира». Из городов и районов Владимирского края на фронт ушли почти 300 тысяч человек. Вернулось — меньше половины.

Уже осенью владимирцы увидели на «пекинке» и у Золотых ворот бегущих из столицы москвичей… В 1941-1942 годах, когда наша территория официально считалась прифронтовой, здесь были сформированы 34 воинские части. На передовую ушли три бронепоезда — «Илья Муромец» (он прошел Польшу и Германию), «Ковровский большевик» и «им. Ф. Дзержинского». Колхозники Муромского района сдали более четырех миллионов рублей на самолеты эскадрильи «Валерий Чкалов», Юрьев-Польского — три, на эскадрилью «Юрьев-Польский колхозник». Школьники Владимира, перечислив средства в фонд обороны, попросили построить на них самолет «Владимирский пионер».

ИЗ МУРОМА — В ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ

На пятый день войны вся страна узнала о подвиге муромлянина Николая Гастелло, который направил свой самолет с экипажем из четырех человек в скопление армейской техники противника.

Родившись в Москве, Коля еще школьником с семьей переехал в Муром. Его отец, Франц Гастелло опасался ареста, и спокойней чувствовал себя в глубинке. Будущий герой получил рабочую специальность, и — до летного училища — работал слесарем на Муромском паровозоремонтном заводе. Боевое крещение получил в 1939 году году в локальном конфликте на реке Халкин-Гол, где начальник Гастелло погиб, сражаясь в горящем самолете. Это был пример, которому последовал сам Николай, и который потом повторили 300 фронтовых летчиков.

КРОВЬ ПРОЛИВАЛИ В ТЫЛУ

Основательница Владимиро-Суздальского музея-заповедника Алиса Аксенова в самом начале войны стала пионеркой.

— Мы решали всем классом, сегодня не едим хлебный паек, — рассказала она, — просим не резать его, и эту пайку относим в ту семью, в которой узнали, что там пришла похоронка. Ходили по госпиталям выступали с концертами для раненых, писали под их диктовку письма родным.

Владимир, с населением всего-то чуть более 60 тысяч человек, сумел принять четверть миллиона раненых. Организация госпиталей началась уже 23 июня 1941 года, их было развернуто 18, плюс целая система эвакопунктов, станции переливания крови. После сдачи крови хорошо кормили: молочный суп, гречка. И давали 250 рублей. На эти деньги можно было купить детям молока на рынке. Норма сдачи — 500 мл за раз, и еще 50 мл — «для фронта» — безвозмездно.

МЕЧОМ И КРЕСТОМ

Когда немцы стояли под Москвой, ковровский оружейник Василий Дегтярев сутками не выходил с завода. Его команда срочно разрабатывала противотанковое ружье, которое дало возможность бить вражеские «Тигры» и «Пантеры». Дегтярев стал в итоге вторым — после Сталина — Героем Социалистического труда. Другой ковровец — Георгий Шпагин — создал самый массовый автомат войны — дисковый ППШ. Их было сделано пять миллионов, по лицензии ППШ выпускали даже в Иране. А отозванный с фронта по ранению Михаил Калашников работал в это время в Коврове над главным автоматом послевоенной эпохи — АК-47.

Уже осенью 1941 года храм святого князя Владимира (на Старом кладбище) собрала средства на танковую колонну. Через год Сталин прислал благодарность настоятелю Казанской церкви за передачу в фонд обороны ста тысяч рублей. Епископу Онисиму (Фестинатову) Верховный Главнокомандующий не раз слал благодарственные телеграммы, которые вывешивались под стеклом на стенах Успенского собора (установленную после войны в память об этом доску с цитатой из Сталина сорвали при Хрущеве).

НАШИ ПЕСНИ — О НАШИХ ГЕРОЯХ

Героями Советского Союза стали сто наших земляков, а двадцать владимирцев — полные кавалеры ордена Славы. В августе 1912 года ушел из жизни послежний из фронтовиков-Героев СССР Павел Маштаков, участник исторического Парада Победы в 1945 году. Его называли «человеком из песни», именно о Маштакове написал один из главных советских поэтов-песенников Лев Ошанин: «От Днепра — реки родимой, До балтийских берегов Шел никем непобедимый Бронебойщик Маштаков». Но самыми любимыми для людей военной поры — и по сегодняшний день — остались песни на стихи воевавшего в штрафбате вязниковца Алексея Фатьянова: «Соловьи», «На солнечной поляночке», «Смуглянка». Под них Владимирская земля встретила Победу, и празднует сегодня — каждый год.