Владислав Злобин: «Особого выбора нет: либо тюрьма, либо эмиграция»

Мы продолжаем общаться с российскими политиками, которые были вынуждены эмигрировать по политическим мотивам. В Тбилиси нам удалось поговорить с Владиславом Злобиным.

Владислав Злобин — бывший сотрудник штаба Навального в Липецке, зоозащитник и политический деятель. После признания организаций Алексея Навального экстремистскими Владислав вынужден был эмигрировать. Сейчас он живёт в Грузии, где нам и удалось пообщаться.

— Два года назад в интервью на «Радио свобода» ты говорил, что не планируешь эмигрировать. Что изменилось с того времени?

— На самом деле я не был уверен, что не буду эмигрировать. Куда движется страна — было понятно ещё в 2018-м году, когда Алексей Навальный проиграл выборы. Я ещё тогда, в общем-то, заимел резервный счёт, чтобы в случае чего иметь возможность уехать. Уже тогда я понимал, чем всё это может закончиться. Где-то в 2019-м году, наверное, пошла первая волна эмиграции, у меня тогда прошли обыски по уголовному делу против Фонда борьбы с коррупцией, но я на тот момент решил всё-таки остаться и продолжать бороться в России, пока имеются рычаги давления.

Потом посадили Алексея Навального, были митинги в его поддержку, за участие в которых я получил административные аресты, поскольку занимался их организацией в Липецке. Тогда было особенно обидно, потому что мы с другом хотели провести концерт. У нас есть своя небольшая рок-группа. Называется «Не корчим праведность». Это наш такой очень-очень локальный проект. Нам позвонил владелец площадки и сказал, что нас уже ждут менты с уголовного розыска и отдела по борьбе с экстремизмом. Хотите — давайте концерт, но вас, кажется, посадят. Я уже в принципе тогда понимал, что митинг вряд ли будет победным, но всё же принял участие в его организации. Данный митинг не принёс каких-либо критических результатов, вместе с тем это был последний рычаг давления оппозиции.

Примерно в то время я уже всерьёз задумался об эмиграции. Потом уже все наши отделения [речь от штабах Алексея Навального] признали экстремистскими, и я понял, что в России уже особо ловить нечего, никаких инструментов борьбы с режимом не осталось. В июне 2021-го года я уехал в Грузию и нахожусь здесь по сей день.

— Ты уехал задолго до войны. Как много россиян, по ощущениям, эмигрируют в Грузию сейчас?

— Я оценить масштабы не могу, но замечаю, что приезжают очень многие мои знакомые. Совсем недавно приехал мой бывший одноклассник, мы с ним встретились здесь, в Тбилиси. Другой одноклассник тоже мне позвонил, сказал, что хочет приехать. Я думаю, в Грузию вообще идёт не самый большой поток эмиграции. Очень многие едут в Казахстан, в Армению. Вместе с тем, мне кажется, что многие из тех, кто сейчас уезжает, рано или поздно вернутся. Большинство людей не готовы к переезду на длительный срок в другую страну, поэтому долго здесь не задержатся. Работы как таковой здесь нет.

Я, например, сейчас работаю дизайнером в московской компании. Я на дистанционке, поэтому могу себе позволить жить в другой стране. А, если человек работал продавцом, менеджером в магазине и так далее, кем он здесь устроится без знания языка, без гражданства? Я думаю, большой процент вернётся. Но это, конечно, не относится к политическим, у них особого выбора нет: либо эмиграция, либо тюрьма.

— Расскажи, чем ты занимался в штабе Навального?

— Я был заместителем координатора штаба Алексея Навального в Липецке. Занималась внутренней повесткой в основном, помогали местным активистам, освещали коррупцию в регионе. Самая громкая, наверное, история — это наша попытка совместно с «Альянсом врачей» защитить от закрытия станцию переливания крови в Ельце. Ничего, конечно, не получилось. Видимо, если властям надо закрыть, закроют. Но мы пошумели тогда на всю страну и создали немало проблем губернатору.

Штаб Навального закрылся и я, соответственно, уволился. Наш координатор сейчас, конечно, пытается продолжать работу, снимать видео, освещать местную повестку, но в эмиграции это намного сложнее делать. Люди чувствуют, что ты перестаёшь быть политическим актором. Когда ты находишься в городе, люди помнят тебя по митингам, по каким-то делам. А так люди задаются вопросом, имеешь ли ты вообще моральное право что-то советовать. Освещать и критиковать — моральное право имеешь полное, но призывать к чему-то — нет.

— Тебя неоднократно сажали под арест за организацию митингов.

— Да, два раза это делали. Это абсолютно незаконно: у меня диабет, который препятствует назначению административного ареста. Но судья дважды это проигнорировал. В первый раз они ещё пытались нарочито надавить на меня: посадили в курящую камеру, когда я некурящий, мы с адвокатом очень много донимали их по этому поводу. Потом ещё подселили ко мне в камеру бомжа. Стоит отметить, в плане медицинской помощи каких-то намеренных издевательств не было. То есть ты всегда можешь прийти ко врачу, уколоться и так далее. Иногда нужно долго ждать, конечно, но это, думаю, не их вина. Это типичная бюрократия, которая присутствует во всех силовых органах, когда ты не можешь вообще ничего сделать, пока тебе не скажет старший по званию.

— В 2020-м году ты баллотировался в горсовет Липецка. Расскажи об этом подробнее.

— Избирательная кампания была, скажем так, приводящей в чувства. Потому что основным моим конкурентом на выборах был кандидат от партии апатии, которому ничего не хотелось делать. В России есть какие-то активно меньшинство, но большинство ничего делать не хотят. Пропаганда беспомощности и бессмысленности всего, что делается, даёт плоды и идёт намного глубже, чем какой-нибудь Киселев. Она спускается в ЖЭКи, в ТСЖ. Ты подаёшь какие-то обращения, а всем плевать, никто ничего не делает. Была у нас одна женщина, например, в районе, она боролась против незаконного пивного ларька десять лет. Приходят полицейские, устанавливают нарушение, опечатывают его и всё. А они продолжают продавать.

Я шел третьим, у меня был небольшой отрыв от коммуниста. Но самое обидное, что коммунист вообще не был на избирательном участке. Понятно, что у единоросса были огромные деньги. Такой показательный момент был. Мы приходим к человеку и он говорит, что будет голосовать за «Единую Россию». Мы удивляется, мол почему, если партия у власти уже двадцать лет, а ничего хорошего не происходит. Человек отвечает, что кандидат от «Единой России» подарил ему раскраску, а мы ничего не подарим, потому что подкуп избирателей запрещён: он хоть что-то дал, а вы ничего не даёте.

И очень многие избиратели такие. Они не хотят слышать ни о войне, ни о Навальном, ни о чем другом. Существует так называемая пирамида потребностей Маслоу. Это про то, что все человеческие потребности делятся на первичные (еда, кров) и вторичные (духовные). В городах-полумиллионниках у людей не удовлетворены первичные потребности. Как они могут думать о процветании своей страны, когда денег не хватает даже на еду?

— В России ты много занимался зоозащитой.

— Да. И, я думаю, основанная проблема зоозащиты идёт на самом деле глубже, чем кажется, она упирается прежде всего в человеческие взаимоотношения. Возьмём ту же Грузию, например, а здесь очень много проблем, потому что многие собаки не биркованы, они бесконтрольно плодятся. Однако отношение к животным здесь несоизмеримо лучше, чем в России. Потому что российская пропаганда настроена на то, чтобы людей стравливать друг с другом, чтобы человек человеку был волком. Сама атмосфера в обществе построена на ненависти ко всему живому и все ненавидят всех. Просто собаки стали для меня своеобразным триггером.

Например, есть так называемая «народная» статья — это 228-ая. По ней силовикам нужно возбуждать дела, поэтому можно и подбросить наркотики и подтасовать доказательства, и так далее. А есть непопулярные статьи, в их числе и жестокое обращение с животными. Там нет никаких норм выработки, никого за неё не похвалят, поэтому по ней и невозможно добиться возбуждения уголовного дела, какими бы неоспоримыми не были доказательства.

У меня был случай. У женщины был шпиц и мужчина прямо на её глазах и при её ребёнке приложил его лопатой. Всё на видео есть! Я присутствовал на суде. Судья не нашёл в этом никакого состава правонарушения. При этом сам закон есть куда корректировать, но основанная проблема далеко не в нём, я думаю. Большинство проблем в России именно в правоприменении. Закон можно улучшать, но он не ужасен и его можно применять адекватно, было бы желание.

— Почему ты выбрал именно Грузию?

— Изначально я вообще планировал уезжать в Литву, но пришлось действовать быстро, и времени оформить визу не было, поэтому выбрал Грузию: здесь можно свободно жить до года без всякой бюрократии. Если сравнивать с Турцией и Арменией, куда сейчас едут многие эмигранты, Грузия, как мне кажется, куда ближе к Европе по качеству жизни. Здесь много местных проблем, но, прежде всего, что бросается в глаза, это взаимоотношения людей друг с другом. Люди здесь на порядок приветливее и добрее. Здесь тебе свободно дышится и ты знаешь, что можешь говорит всё, что захочешь, и ничего тебе за это не будет. Это и называется свободой слова!

— Что должно произойти, чтобы ты вернулся в Россию?

— Как минимум, должен закончиться Владимир Путин и должны выпустить [из колонии] Алексея Навального. Только при этих двух составляющих, думаю, в страну можно будет возвращаться. Не факт, что она станет демократической, процветающей, но можно будет хотя бы дышать спокойно и говорить то, что думаешь, не опасаясь за свою жизнь и свободу.