Алексей Клоков: «Хозяин дал команду „Фас!“ и псы побежали исполнять»

Мы продолжаем серию интервью с россиянами, которые в результате политических преследований вынуждены были покинуть родину и искать временное убежище в Стамбуле. Идея о том, что далеко не все жители страны поддерживают агрессивную политику Путина, представляется нам архиважной.

Алексей Клоков, архитектор из Волгограда, никогда не получал деньги за свою политическую деятельность. Молодой человек от чистого сердца помогал штабу Навального, волонтёрил в «Открытой России» и наблюдал на выборах. Когда началась война, он выходил на одиночные пикеты и открыто выражал свою пацифистскую позицию. За это его арестовали, а затем сфабриковали уголовное дело и провели обыск. Клоков вынужден был одним днём покинуть страну.

— Как ты начинал свою карьеру в политике?

— Ещё с 2017-го года, когда мне только исполнилось 18 лет, я начал интересоваться политикой. Был волонтёром в предвыборном штабе Алексея Навального, пока его не закрыли, участвовал также в деятельности политической организации «Открытая Россия» Андрея Пивоварова в Волгограде. Когда началось массовые преследования и посадки активистов, мне пришлось приостановить свою работу. Однако после этого я неоднократно принимал участие в наблюдении за ходом выборов всех уровней в моём регионе, помогал с подготовкой наблюдателей, ну и, соответственно, ходил на уличные акции протеста.

Карьера — это, наверное, не совсем верный термин. Вся моя активистская деятельность — это исключительно волонтёрство, я никогда официально не числился в штате и никогда не получил за свою деятельность никаких денег. В этом плане мне, если честно, всегда хватало основной работы. По образованию я архитектор.

— Что изменилось после начала войны?

— Когда началась война, я стал одним из немногих в городе, кто открыто высказал свою принципиальную позицию: провёл три одиночных пикета, в ходе которых призвал властей к миру, за что был арестован. Сначала меня привлекли к ответственности по статье о неповиновении сотрудникам полиции за то, что я записывал силовиков на видеокамеру, затем по статье о нарушении правил проведения публичного мероприятия как организатор одиночного пикета. Суд придумал даже собственный термин: поочерёдный пикет. Это когда один активист стоит с плакатом, после завершения акции его сменяет другой человек. Никаких массовых митингов в Волгограде, конечно же, не было — все боялись.

Рано утром, 20-го марта, спустя неделю после того, как я вышел из спецприёмника, раздаётся стук в дверь. Силовики пришли ко мне с обыском: изъяли всю технику, рабочий компьютер, смартфон, ноутбук. После этого я окончательно понял, что уже не могу нормально продолжать находиться в России, не могу работать и зарабатывать деньги, не могу открыто выражать свою политическую и антивоенную позицию. Учитывая, что другие люди не протестуют, делать что-то дальше в России для меня представляется бесполезным. В тот момент я решил, что нужно уезжать. Взял все деньги, что были дома, взял в долг у друзей и знакомых, одним днём уволился с работы и первым же рейсом улетел в Стамбул.

— В рамках какого уголовного дела проводился обыск?

— Это очень интересное уголовное дело. В том смысле, что я прохожу по нему в статусе свидетеля якобы за рассылку с электронной почты ложных сообщений о минировании зданий судов. При этом единственным основанием подозревать меня стали оперативно-розыскные мероприятия, результаты которых следователь буквально обосновал в протоколе лишь одной фразой: «Навёл справки». Это дело, как и многие аналогичные в других городах, разумеется, целиком и полностью сфабриковано. Несмотря на статус свидетеля, в ходе обыска силовики ясно дали мне понять, что «в первый раз они ничего не нашли, однако во второй — что-нибудь обязательно найдут».

— Как думаешь, почему именно ты?

— Выглядело так, как будто 19-го марта Владимир Путин произнёс свою речь по поводу необходимости «самоочищения нации от предателей» и ровно на следующий день состоялись обыски. С моей стороны это выглядит так: хозяин дал команду «Фас!», а псы побежали выполнять. У нас в Волгограде силовики вообще очень аморфные — им скажешь, они сделают. Но сами проявлять какую-то инициативу не будут.

К тому же, когда инспектор оформляла меня по статье о неповиновении законному требованию сотрудника полиции, я буквально послал её куда подальше. Позже на суде она призналась, что это личная обида. Думаю, в том числе из-за этого я и попал в список людей, у которых необходимо было провести обыски. Никогда до этого я не был в полиции и не привлекался ни к какой юридической ответственности, но, думаю, они отлично знали, чем я занимаюсь. Может быть им также не понравилось, как я поработал членом территориальной комиссии на выборах, когда на участках было выявлено рекордное в стране количество нарушений.

В настоящее время адвокат пытается обжаловать все эти незаконные обыски, что, кстати, почему-то очень не нравится судьям. Один из них на всеобщее удивление вообще произвёл самоотвод. Следователям тоже не нравятся все эти жалобы, постоянные хождения в суд и общение с судьями. Но никакого ощутимого результата, к сожалению, пока нет.

— Планируешь ли возвращаться в Россию?

— В настоящее время я живу в Стамбуле, хожу на местные антивоенные митинги и параллельно пытаюсь оформить гуманитарную визу, чтобы легально попасть в одну из стран Евросоюза. Из-за санкций получить Шенген, будучи гражданином России, сейчас очень проблематично. Если не получится, придётся незаконно пересекать границу и просить политическое убежище. В конечном счёте я бы очень хотел попасть в Соединённое Королевство. В России вернусь только после того, как выйдет на свободу Алексей Навальный. Для меня это, скажем так, лакмусовая бумажка, с помощью которой можно определить уровень свободы в стране.