Вред и красота старинных владимирских промыслов

Всегда интересно вспоминать о промыслах, которыми занимались владимирские крестьяне в старину. Но задумываемся ли мы, насколько опасными для здоровья могли быть эти заработки? А вот земские деятели во Владимирской губернии обращали на это пристальное внимание, всерьез занимаясь изучением промыслов и их социальными условиями. В доклады земских врачей о состоянии здоровья населения в уездах попадали в том числе данные о влиянии промыслов на уровень заболеваемости.

Мстерский катарр и железо на язве. Примечательные факты сообщали вязниковские врачи в докладе о медицинской помощи в их уезде. Доклад был представлен XV съезду членов и представителей земских учреждений по врачебно-санитарной части во Владимирской губернии в 1914 году. Речь шла об иконописном промысле и вышивке. Тогда все три знаменитых центра народного искусства — Мстера, Палех и Холуй — находились в составе Вязниковского уезда. А значит, о здоровье их жителей «болела голова» у чиновников во Владимире. Казалось бы, что вредного для здоровья в работе иконописца или вышивальщицы? А вот что тревожило участкового земского врача, обслуживавшего мастеров Мстеры:

«Из таких условий, вредно влияющих на здоровье населения, я укажу на тот род занятий, которым живет и кормится почти все население слободы Мстеры. Мужской пол с ранних лет занимается иконописью и относящимся к иконописному делу мастерством (чеканка, уборка фольгой и т.п.), а женщины и девицы вышиванием в пяльцах гладью. Тот и другой род занятий в высшей степени тяжел, так как требует, помимо большого внимания, при низкой оценке труда и большой усидчивости. Работают почти без отдыха по 14 и более часов в сутки. Такой напряженный, сидячий труд в постоянно согнутом положении, да подчас в душной атмосфере, как это приходится наблюдать в общих мастерских, плюс к этому бедность в связи с плохим питанием, естественно кладет свой отпечаток».

В результате, по данным земского врача, «у занимающихся иконописным трудом начинает развиваться малокровие, которое прогрессируя, настолько подрывает силы больного, что делает его легко восприимчивым к туберкулезу. Вот почему туберкулез — частая болезнь среди жителей слободы Мстеры. Тот же тяжелый труд, плохое питание, в особенности в посты, которые по религиозному убеждению здесь строго соблюдаются, являются несомненной причиной и столь частых заболеваний местного населения желудочно-кишечным катарром. Те же условия делают местное население восприимчивым ко всякого рода другим заболеваниям и в особенности к гриппу (1220 заболеваний в 1911 году)».

К отхожим промыслам относились овчинники (выделывали овчины и шили тулупы) и офени — странствующие торговцы. Тут уже речь шла о заболеваниях другого рода.

«Думаю, — полагал доктор Воинов из Вязниковского уезда, — что более всего распространяется сифилис отхожими промыслами, в нашем уезде офенями и овчинниками, которые никакому санитарному надзору не подчинены».

А овчинникам грозила еще и… сибирская язва, которой они заражались от овечьей шерсти, привозимой как раз из Сибири и степных районов. Врач из Палехского участка сообщал: «…Уходя на заработки в осенние и зимние месяцы, овчинники, возвращаясь домой, везут с собой шерсть, которая или продается, или обрабатывается женщинами и детьми (выработка рукавиц). С овчинами и шерстью привозится сюда сибирская язва; случаи сибирской язвы в участке регистрируются ежегодно».

Однако народ был тогда суровый и зачастую лечился сам! «Жители в большинстве случаев не обращаются за врачебной помощью, а лечатся сами, выжигая язву каленым железом. Характера эпидемии сибирская язва никогда здесь не принимала», — докладывал земский медик.

Глухота котельщиков. В Гороховецком уезде многие крестьяне работали котельщиками — уходили на заводы, клепали котлы для пароходов, паровозов и т.д. Заработки котельщиков были относительно велики. Можно сказать, это был элитный промысел. Недаром именно разбогатевший котельщик Иван Шорин основал Гороховецкий судостроительный завод. Но и здоровье у этих мастеров страдало. Особенно слух. Изучавший состояние этого промысла специалист гороховецкого земства в 1900 году приводил характерный пример:

«Нам приходилось встречать в вагоне на Московско-Нижегородской жел. дороге прилично одетых субъектов, садящихся на ст. Гороховец, Молодники. Заговариваешь с ними, и они нагибаются ухом к самому твоему рту, — значит, это котельщик. Старики (работают до 50 и даже 70 лет) почти всегда ничего не слышат, разве кричать им в самое ухо. Притупление чувствительности барабанной перепонки — необходимое последствие котельного промысла, проходящего среди постоянного грохота тяжелого чугунного молота о заклепки котлов, листов железа». Так что недаром котельщиков прозвали «глухарями».

Работа с металлом приводила и к частым увечьям, особенно страдали глаза. «Один ветеран, кривой котельщик…, передавал, что у его бывшего хозяина, имевшего 500 человек рабочих, в течение трех лет троим вышибло стружкой глаз и одному оторвало палец на ноге упавшим листом железа. Наибольшее число несчастий именно бывает с вышибанием глаз. Под ударом тяжелого молота края загнувшейся заклепки иногда отлетают и ранят рабочего».

Тяготы меленковских рудокопов. До начала XX века дожил и старинный, очень трудоемкий промысел, которым занимались меленковские крестьяне, добывая железную руду. Описание этого промысла находим в материалах Меленковского уездной земской управы.

«Работать собираются артелью в 2-3 и до 6 человек, смотря по богатству рудников (чем богаче руда, тем больше народу). На работы являются по окончании полевых работ — в ноябре или декабре, когда верхний слой земли сильно промерзнет. Прежде всего копают дудку — колодец с круглым отверстием вверху около 1 аршина в диаметре (то есть чуть более 70 см). Когда мерзлый слой почвы кончается, отверстие делается квадратным и в него закладывается сруб, чтобы не осыпалась земля; над колодцем ставится ворот. Один из рудокопов копает в дудке землю и насыпает ее в бадью, другой — воротом поднимает землю из колодца и подает бадью обратно; часа через полтора они переменяются. Роют до тех пор, пока не встретят руду».

Глубина колодцев до рудоносного слоя была разной: «Так в Воютине глубина дудок от 7 до 10 саженей (каждая сажень — 2,13 м), около Черсева — от 2 до 7 саж., в Колпинке — 18 саженей».

Рудокопы сами жаловались на трудоемкость промысла: «работа наша самая трудная и невидимая, роешься под землею на пятнадцати-саженной (то есть на тридцатиметровой!) глубине». Работать приходилось иногда сидя и даже лежа. Но и стоя работать было очень тяжело «вследствие сильной духоты». Духота эта иногда усиливалась из-за присутствия в некоторых дудках «фосфоритного песка». От него распространлся такой удушливый запах, особенно после дождей, что у рудокопов бывали обмороки. Но случалось и худшее, отмечали в земстве: «Работа рудокопов не только тяжела, она сверх того и очень опасна: иногда случается, что обвалившейся землей или камнем убивает рудокопа насмерть или причиняет ему тяжкое увечье. В таких случаях хозяева разработок остаются обыкновенно в стороне, а семья рудокопа, потеряв часто единственную опору, обрекается на полную нищету».

Такой вред здоровью порой сопутствовал традиционным промыслам. Поэтому некоторые участковые земские врачи в отчетах с явным облегчением сообщали: «Вредных для здоровья жителей промыслов в участке нет».