Владимирскую авторскую технику живописи оценили на международной выставке в Египте

Владимирский художник Герман Шамаев создал авторскую технику письма на коврах и шкурах животных. В декабре работы увидели свет на двух международных выставках.

Столица Владимирской области стала родиной новой техники живописи. Герман Шамаев, сын известного гроссмейстера акварели Виктора Шамаева, разработал авторскую технику письма на коврах и шкурах животных. В мире подобные работы встречаются очень редко, в России их и вовсе не найти. В декабре «Арт-реинкарнации» мастера стали участниками двух международных выставок в Каире и Москве.

Герман учился живописи во владимирском худграфе, но прежде всего — у своего отца. Акварель Виктора Ивановича Шамаева знают и в России, и за рубежом, вместе с сыном гроссмейстер до последних лет жизни давал уроки владимирским школьникам в рамках проекта «Искусство идёт к детям».

Сегодня Шамаев-младший продолжает семейное дело: выставляет акварели Виктора Ивановича во владимирских школах и творит в мастерской, основанной совместно с отцом.

Одна из свежих работ Германа Шамаева, вышедших в свет, — «Тот, кто её съел». Она была представлена на международной выставке анималистического искусства «Планета животных» в Москве. Это так называемая «Арт-реинкарнация»: изображение льва на шкуре коровы более двух метров в длину и ширину. Голова зверя изображена предельно реалистично. Фактура «холста» — натуральный ворс, помогает добиться 3D-эффекта, придать изображению объём и глубину. Смотрящий ощущает: секундой дольше, и лев, моргнув голубым глазом, выскочит из шкуры своей жертвы.

Помимо царя зверей, на международные арт-пространства попала также арт-реинкарнация леопарда, воспроизведённая на шкуре оленя, чуть более одного метра в длину и ширину. На выставке в Москве обе работы предстали «собственной персоной», а в столицу Египта Каир прибыли в виде фотографий. На выставку изобразительного искусства в Каирской башне попали только 20 художников из России.

Владимирский мастер работает кистью на искусственном или настоящем ворсе. Состав красок держит в секрете: сам подбирал компоненты. Благодаря особым пигментам изображённым зверям «не страшны» ни солнечные лучи, ни влага.

Изображение прослужит владельцу долго, обещает автор. Причём, именно прослужит: некоторые животные задуманы автором как хранители порядка в доме владельца. Например, горилла с ковра «Страж». Она выполнена на искусственном ворсе, в длину полотно достигает почти два метра. Пронзительный взгляд героя совсем не агрессивен, и в этом авторская задумка: страж должен не нападать, а внушать мысль о том, что дом будет защищён.

На эту арт-реинкарнацию у Германа Шамаева ушло чуть меньше месяца. Стоимость работы он оценил в 100 тысяч рублей.

Однако самый яркий и эффектный жанр в творчестве Германа Шамаева — портреты на коврах. Человеческие лица в ворсе с характерным для ковра узором завораживают, а может и зачаровывают: спрятаны ли в этом орнаменте мистические символы? Шамаев-младший ответил на ряд вопросов по этой тематике.

Узор ковра создаёт эффект татуировки или росписи мехенди. Это как мандала, некие медитативные знаки. Работы в частных коллекциях, ребята [владельцы] говорят, действие гипнотическое.

Портрет даёт возможность [художнику] заглянуть внутрь человека, попытаться сверить своё понимание этого человека с его мнением. Насколько ты сумел проникнуть в его оболочку, в его сущность, насколько ты смог её передать так, чтобы ему было приятно видеть самого себя.

Мне хочется сделать большую выставку и стартовать с выставки. Сочи, Ривьера. Натянуть троса на природе. Вечер, живая музыка или мариачи или этно, то есть, живой оркестр. Такая, коктейльная вечеринка. Народ приходит, пьёт коктейли, слушает музыку. Работы свёрнуты на тросах, установлены споты. В один прекрасный момент обрезаются эти верёвочки, и идёт салют, происходит арт-шок: когда видят детей с татуировками, когда видят вот таких вот стражей, когда видят львов, которые 3D-шные вываливаются оттуда.

В Сочи? Какие преграды в реализации у владимирского искусства на своей малой родине?

Продать картину — задача любого художника сейчас. Ведь если ты финансово обеспечен, тогда ты просто рисуешь для души.

[Во Владимире] есть коллекционеры, но их очень мало. Даже люди финансово обеспеченные, если они владимирские, они не понимают, что за хорошую работу надо платить хорошие деньги.

Этого реально нет нигде ни у кого: это и формат, это и носитель, это и техника исполнения, потом я ещё и перфекционист по жизни: если я делаю, я делаю хорошо или не делаю вообще. Эта работа [Кинг конг], допустим, стоит 100 тысяч. Рублей, пока не в долларах. Для них это деньги, которые не укладываются в голове за хорошую работу, тем более, у владимирского художника, которого они знают.

А потом, у нас же выставочного пространства нет в городе, у нас одни торгово-офисные центры. В России Владимир самый насыщенный по количеству торговых площадей на единицу населения город. Мы впереди планеты всей, а выставиться негде.

Также для меня под большим вопросом школа владимирского пейзажа, так как я считаю, что школы нет. Школа — это преемники, традиции, обучение, а этого нет.

Я представляю, был бы жив Клод Моне, он бы приехал, не Руанский собор в полдень написал. Привезли бы его сюда, сказали: вот тебе владимирский собор в полдень, вечер, на закате. И он бы сделал так же! От смены декораций школа не появляется.

Не появилось и своего Боккаччо во время пандемии, во всём мире. Ведь это проблема не только места, но и времени?

Да. На людей сильно влияет поток информации, он переформатирует людей. Если у меня нет интернета, я не знаю, что где-то там перевернулся автобус с людьми, я не знаю, что какой-то детский садик отравился. Информация повышает состояние реактивной тревожности, человек начинает реагировать по-другому на эти системы, которые вокруг него ощетиниваются, или уходить в собственную нирвану, в свой собственный мир. Информация меняет людей.

Сейчас у людей культ денег, культ зависти. Когда выкладывают бутерброды с красной икрой, кто-то на Бентли ездит, ещё что-то. Это дикость для меня. Я смотрю, могу ещё стишок какой-нибудь отправить — стебануть кого-то, но я понимаю, что этим ничего не сделаю. Сервантес нас очень хорошо научил тому, что нет смысла воевать с ветряными мельницами. Спасти это в рамках своей ячейки общества — да, нести этот заряд людям, которым это нравится — да.

Была бы моя воля, я бы сидел, с утра до вечера рисовал, это моя отдушина. Хочется после себя след оставить, а не наследить. Мои работы будут жить, они уже живут своей жизнью. Они уже несут определённую энергетику, определённый заряд.