Пожарный Берлина и колхозный конюх оказались пособниками фашистов

Тема предателей нынче на слуху. Некоторые видят изменников в тех, кто просто мыслят иначе. А во время Великой Отечественной войны все было жестче: предательство одного грозило уничтожением десяткам других людей. Среди жителей Владимирской области, в которых в первые послевоенные годы органы госбезопасности выявили пособников гитлеровцев: старост, полицаев, бургомистров, были даже такие, кто попал на службу врагу за взятку — сами заплатили за то, чтобы их «мобилизовали» в ряды фашистов.

Огнеборец столицы Третьего рейха

В феврале 1947 года в Киржаче сотрудниками УМГБ Владимирской области был арестован диспетчер красильного цеха шелкового комбината 24-летний Петр Петрович Игнатенко. О себе коллегам по работе он рассказывал скупо: войну встретил на Украине, которую вскоре оккупировали немцы. Оттуда был угнан на работу в Германию. Когда Красная Армия начала наступать, с немецкой каторги бежал, поступил рядовым в зенитный полк, в составе которого, провоевав несколько месяцев, встретил День Победы. Однако, как выяснили дотошные чекисты, до того, как стать зенитчиком РККА, Игнатенко служил полицаем у гитлеровцев, а потом и вовсе был пожарным в немецкой пожарной части аж в самом Берлине!

Перед войной Игнатенко работал в военизированной пожарной охране на шахте. В октябре 1941 года военкомат мобилизовал его в рабочий батальон на рытье окопов. С приближением немецких войск он бежал из батальона и вернулся домой. Где-то шла война, а этот украинский парубок отсиживался в своей хате до осени 1942 года. Потом, опасаясь угона в Германию, добровольно пошел служить в полицию. И для того, чтобы попасть в полицаи, даже дал взятку начальнику полиции — отрез шелка на платье и две мужские рубашки.

Целый год Игнатенко верой и правдой служил полицаем, в том числе охранял арестованных советских граждан.

Когда Красная Армия перешла в наступление, страшась возмездия, эвакуировался вместе с немцами и с декабря 43-го по апрель 45-го служил в пожарной охране столицы Третьего рейха города Берлина. А когда дела у его хозяев пошли совсем плохо, Игнатенко бросил немцев и подался в Красную Армию, где прослужил всего два месяца, после чего устроился в госпиталь, откуда был благополучно комиссован по болезни.

После этого, познакомившись в госпитале с жителем города Киржача Владимирской области неким Бакиным, напросился к нему в друзья, и отправился в тихий владимирский городок подальше от Украины и Берлина, где никто не знал об его «подвигах» на службе гитлеровцам. Однако сотрудники Госбезопасности отыскали полицая и берлинского огнеборца.

Нашим спецслужбам удалось найти свидетелей — тех, кто сталкивался с предателем во время его службы оккупантам. Так, земляк полицая Григорий Николаевич Кулин показал:

— Игнатенко, будучи полицейским принимал активное участие в насильственном угоне советских граждан в Германию. Он неоднократно с оружием ходил по селу Камышня и выгонял людей для отправки в Германию, которых конвоировал до сельской управы, а от сельской управы на станцию Миргород… за время этих операций было угнано в Германию до 120 человек.

В итоге Игнатенко был осужден на 10 лет лагерей. И это оказался очень (если не сказать слишком) гуманный приговор. В 1992 году в реабилитации Игнатенко было отказано. И поделом!

Полицай из Николаевки

Ещё схожий пример. В ноябре 1949 года сотрудниками УМГБ Владимирской области был арестован конюх колхоза «Комсомолец» Гороховецкого района 51-летний Яков Семенович Зайцев. Работник он был исправный, человек тихий, но заслуженный: имел сразу две медали: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» В общем, как сейчас говорят, это был ветеран фронта и тыла. И вдруг арест! Никто из гороховчан и догадаться не мог, что Зайцев был предателем, причем убежденным и, как сказали бы сейчас, упертым. А потому вдвойне опасным.

До войны он жил в деревне Николаевка Брянской области, и с 1940 года работал в гужтранспортной артели «Труд» в Брянском районе того же региона. В сентябре 1941-го местный военкомат призвал Зайцева на службу в армию для эвакуации советских граждан, однако вскоре подводчик дезертировал, вернувшись в свою деревню, куда вскоре пришли немцы.

Позже Зайцев цинично рассказывал следователю: «никаких попыток выйти из окружения я не предпринимал и об этом не думал, так как считал, что для меня будет лучше остаться возле семьи. А так как семья находилась в деревне Николаевка, то и я стал проживать там».

В Николаевке он по принципу «моя хата с краю» хозяйствовал до февраля 1942 года, после чего его дом сожгли немцы. Однако злобу Зайцев затаил не на оккупантов, а на партизан, так как Николаевку спалили во время карательного рейда, после того, как там часто бывали партизаны.

Зайцев мог сам вступить в партизанский отряд. Но не сделал этого.

— Предложения были,— дал позже показания Зайцев.— За период зимы 1941-1942 года партизаны из числа партийных и районных работников в деревне Николаевка раза два или три собирали общие собрания, на которых присутствовал и я. Нас призывали активно бороться с немцами и вступать в партизанские отряды. После таких собраний в партизаны ушло много человек, но я не пошел.

С августа 1942 года Зайцев стал работать у немцев в качестве старосты, причем по их приказу составил список семей местных партизан.

По другому приказу предатель выявил всех бежавших из лагерей военнопленных и отправил их «в волость» на верную смерть…

Через год, когда Красная Армия стала наступать, Зайцев вместе с семьей на собственной подводе эвакуировался в немецкий тыл в город Стародуб. А там в сентябре 43-го (благо среди стародубцев его никто не знал) бывший староста был призван в РККА в 244-й стрелковый полк и в декабре 44-го получил легкое ранение.

Из госпиталя его направили бойцом охраны в Челябинск на завод металлоконструкций имени С. Орджоникидзе. Так и получил пособник гитлеровцев свои медали: воевал, хотя недолго, и на оборонном заводе во время войны успел поработать. В сентябре 1946 года он уволился с челябинского завода и перебрался с семьей к своему отцу, бывшему кулаку Семену Зайцеву, проживавшему в Вязниках и работавшему в Гороховецком военлескомбинате. На работу в колхоз тот устроил и сына, бывшего немецкого старосту. Там его и отыскали сотрудники Владимирского управления госбезопасности.

Во время следствия о деятельности Зайцева в качестве старосты рассказывали свидетели — жители деревни Николаевка.

Выяснилось, что весной 1943 года Зайцев с оружием в руках принимал участие в облавах на партизан в Брянском районе, летом того же года задерживал советских парашютистов и конвоировал их в немецкую комендатуру. Кроме того, с подачи Зайцева за подозрения в связи с партизанами некоторых жительниц деревни наказывали розгами.

Зайцеву ничего не оставалось, как признаваться в содеянном. Его приговорили к 25 годам лишения свободы. Если бы все это выяснилось раньше, еще во время войны, то вместо медалей ему отпустили 9 граммов свинца…

Уже осужденный Зайцев не успокоился, писал жалобы, доказывал, что он на самом деле помогал партизанам, договорился до того, что его допрашивал «злой» владимирский следователь, напирал на свои медали и фронтовое прошлое и ранение. В итоге в 1955 году срок заключения Зайцеву гуманный советский суд снизил с 25 лет до 8 лет. Пособника и предателя оккупантов амнистировали и освободили в ноябре 1955 года. Но в реабилитации в 1991 году ему было отказано.

Никакого оправдания по давности времени или каким-либо иным причинам такие гитлеровские холуи, как Игнатенко и Зайцев, однозначно не заслуживают. И можно лишь уважать чекистов военного поколения, которые вели кропотливый поиск, эффективно выявляя попрятавшихся по щелям прислужников врага.