Владимирцы поселили у себя дома больных с психическими расстройствами

Сегодня власти и врачи усиленно ищут не стандартные решения, чтобы обеспечить всех достойной медицинской помощью. Но история не нова: более 100 лет назад владимирские психиатры были вынуждены временно переселять часть пациентов в крестьянские семьи.

«Семейное призрение душевнобольных» — так в старинном стиле называлась эта форма патронажа за пациентами с нарушениями психики. Вообще готовность приютить нуждающегося издавна была свойственна владимирцам: они принимали на жительство погорельцев, беженцев во время войны, сирот или одиноких не мощных стариков. Но пациенты психиатрических лечебниц? С шизофренией, например? И не один, а, скажем, двое? Надо месяцами их кормить, одевать, успокаивать, доверять им работу по хозяйству, следить чтобы не убежали или не навредили самим себе! На такое сейчас мало кто согласился бы…

А вот крестьяне села Красное, которое потом вошло в черту города Владимира, до революции 15 лет регулярно давали кров и заботу десяткам пациентов психиатрического отделения губернской земской больницы. Число душевнобольных, принятых в красносельские семьи, достигало 150-ти. То есть это было массовое явление! Правда, принимали крестьяне умалишенных постояльцев не безвозмездно, а за плату. Но все-таки массовая готовность селян устроить «психиатрические палаты» на дому достойна упоминания на нашей исторической странице, особенно в такое тяжелое для здравоохранения время!

Старт патронажа

А когда медикам было легко? Никогда. Вот и к концу XIX- началу XX века психиатрические отделения губернских больниц задыхались от переполненности. Не удивительно: на общирную Владимирскую губернию с почти двухмиллионным населением до революции приходился лишь один стационар для психически больных — у старого Князь-Владимирского кладбища во Владимире. Многие пациенты лечились там годами.

Идею семейного патронажа за душевнобольными владимирские целители душ подсмотрели у коллег из соседнего региона. Знаменитый русский психиатр Николай Баженов, будучи создателем и главврачом Рязанской земской психиатрической больницы, еще в 1886—1887 годах первым в России ввел систему семейного призрения больных, поместив их в крестьянские семьи. Владимирцы созрели к 1902 году.

Почему именно на Красное село пал выбор для передачи больных в семьи? Это было ближайшее село к больнице — всего в 2-3 верстах. А во-вторых, крестьяне согласились!

— В село Красное поселили в семействах крестьян, пожелавших взять к себе больных, 36 мужчин и 16 женщин. Всех их разместили по двое в каждой семье, но разделили — мужчин в один конец села, женщин — в другом. Разумеется, больных отобрали спокойных. Опыт этот дал отличные результаты, — рассказывал главврач губернской больницы.

Крестьяне в основном тоже были довольны. И вскоре ежегодное размещение на таком патронаже перевалило за сотню пациентов. Ежедневно их по два раза навещал живший в селе фельдшер, а два-три раза в неделю наезжал врач из больницы. Обязательным условием для приемной семьи было наличие коровы в хозяйстве. Каждой семьей выдавали книгу с инструкциями, как общаться с больными. Со слов фельдшера велись «надзирательные книги» об условиях размещения больных и рационе питания

Вот, например: «Дом Тимофея Давыдова — деревянный двухэтажный, внизу кухня и живут хозяева, больные помещаются вверху, для кроватей комната с окном, ширина комнаты 2½ аршина и длина 3 аршина, имеется общая зала; чай пить и обедать больные ходят вниз, к больным ходят вверх хозяева и дети. Фельдшером найдено июля 9-го дня, во вторник (день скоромный): утром, во время чая по куску белого хлеба, и полубелый пирог с кашей и теплое молоко, сахар из общей сахарницы. Во время обеда — щи с мясом, кислое молоко и каша пшенная с молоком, черного хлеба достаточно. Во время вечернего чая — полубелые лепешки и молоко, сахар брали из сахарницы. Во время ужина то же самое, что и в обед…». И так по каждой «патронатной» семье!

Ежегодно публиковавшиеся подробные отчеты о работе губернской земской больницы (они до сих пор доступны в областной научной библиотеке) позволяют узнать все подробности о составе душевнобольных, доверенных крестьянам.

Интересно, с какими диагнозами психиатры решались отправить пациентов в семейный патронаж? Преобладали разные виды слабоумия, включая последствия алкоголизма или сифилиса, встречались случаи шизофрении, периодических психозов, эпилепсии, хронической паранойи, прогрессирующего паралича, имбицильности… Впрочем, классификация психических и неврологических расстройств тогда была совсем другой.

По 7,50 за больного

Не последнюю роль в готовности семей разделить кров и пищу с такими больными играл материальный стимул в виде пособия от земства. За каждого больного крестьянской семье платили 7 рублей 50 копеек в месяц. За двоих — 15 рублей. Это была месячная зарплата рядового рабочего местной мануфактуры.

Килограмм говядины в то время стоил 45 копеек, например. Выходной костюм у портного обходился в 8 рублей. Да, кстати, еще крестьянскому обществу села полагалась от земства немалая сумма — 600 рублей ежегодно.

По данным на 1908 год, в год губернское земство из расчета на 104 «хроников» тратило до 10 тысяч рублей на домашний патронаж дущевнобольных в селе Красном. Кроме того, больные, способные работать или еще чем-то помогать приемной семье, вносили свой вклад в крестьянский быт. Но это не была какая-то суровая эксплуатация «умалишенных». «Трудовую терапию» в реабилитации психбольных поощряли врачи. При психиатрическом отделении самой больницы были огород, мастерские — столярная, сапожная, швейная, переплетная… По отчету земской больницы за 1916 год, в этих мастерских пациенты делали простую мебель, чинили окна и двери, шили наволочки, пиджаки, туфли для умерших…

А что же делали психбольные в крестьянских домах? Заглянем в отчет за 1902 год: «Больной Ц-ев ездил пахать и бороновать вместе с хозяевами, работал гряды в огороде, а когда находится в избе, пишет и читает, а вечерами пел молитвы вместе с хозяином. Больной Е-ов возил снопы и молотил вместе с хозяевами, вечерами и в праздники играл в карты с хозяйскими детьми».

«Больной Ш. нянчил детей вместе с бабушкой, целые дни сидели у ворот своей квартиры. Больной И-ов не работает, ходил гулять, иногда брал книжки для чтения, от работы отказывается».

Или вот про женщин: «Больная С-яна шила белье на хозяев, летом охотно ходила гулять, сидела у окна. Больная Н-ина летом не работала, а осенью крошила капусту и ходила молотить вместе с хозяевами, летом целые дни находилась на открытом воздухе».

В общем, взаперти и без дела больные не сидели. И к виду гуляющих по селу «психических» селяне, похоже, относились вполне толерантно. Врачи рапортовали о пользе жизни в семье для больных, где и общие условия, и питание были много лучше, чем в переполненной больнице.

Но к началу Первой мировой войны больница снова оказалась забитой до отказа. А с войной пошли раненые с психическими нарушениями и экспертиза призывников…

— Если накопляются беспокойные хроники, то на патронаж особенно надеяться не приходится. Спокойных и не опасных больных в наших больницах можно набрать лишь 10-12%, — предупреждал главврач в 1915 году.

Не без инцидентов

Но все-таки больные порой доставляли крестьянам хлопоты. В 1902 году 6 больных-мужчин совершили «покушения на побеги». Как сообщалось, «все эти пациенты были возвращены в больницу за исключением одного, который дошел домой и до сих пор живет у отца».

«Неуживчивость» была главной причиной преждевременного возвращения пациентов в стационар. По больничному отчету за 1916 год причинами для возвращения из семей в стационар были: физическое осложнение у больных (8 случаев); обѳстрение психической болезни (11 случаев); эротические наклонности больных (4 случая); склонность больных к побегу (14 случаев); нежелание хозяев держать больных (12 случаев); нежелание больных жить в патронаже (12 случаев), неопрятность больных (8 случаев).

После революции подходы к психиатрии изменились, она стала более закрытой от общества, так что «Семейное призрение» исчезло. Зато позже придумали создавать филиалы психиатрической больницы по региону, а затем и психоневрологические интернаты для постоянного проживания больных. О селе Красном во Владимире теперь напоминает лишь улица Красносельская.