Кухаркины университеты

Симпатия к круглым датам заставляет бросить взгляд на родную губернию столетней давности. Что там у нас в 1918-м было? Как в сложнейших условиях нового времени крутились колесики пока еще не полностью народного хозяйства? После прихода к власти большевикам пришлось решать задачи государственного управления, но ничем подобным профессиональным революционерам заниматься доселе не приходилось… «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник. И дело не пойдет на лад». Иван Андреевич (Крылов, естественно) знал толк в аллегориях! На сей раз попал баснописец прямо в яблочко, хоть и сам того не подозревал. Однако не будем голословны и призовем в помощь документы, собранные в областном архиве. Взять и отменить! Одним из острейших вопросов в городах был вопрос жилищный. Еще в декабре 1917-го Совнарком запретил сделки с недвижимостью, объяснив, что имущество скоро перейдет к обществу. Общество поняло по-своему. Начался стихийный захват жилплощади городской беднотой и солдатами. К концу апреля подоспел декрет ВЦИК, отменяющий право наследования, а в августе частная собственность на жилье вообще была упразднена и все жилые дома поступали в распоряжение органов местной власти. К ноябрю 1918-го во Владимире муниципальными стали два кирпичных завода, баня, телеграф, аптеки, электростанция, таможня, типография, ломбард. Пять гостиниц и с десяток домовладений тоже стали общими. Совет начал забирать у коммерсантов магазины, чайные, трактиры… Этого показалось мало и на имущий класс еще и наложили контрибуцию, попросту говоря, заставили платить денежку. Финансы у новой власти в 1918-м пели романсы такой пронзительной жалости, что решено было всякие вспышки недовольства беспощадно подавлять. Например, в Гороховце 27 марта арестовали четырех капиталистов из-за неуплаты «буржуазного сбора». Как пишет в донесении губернский комиссар по военным делам Фаренкруг: «…толпа подошла к Советам и требовала их освобождения. <…> Красная сотня была наготове. Когда уговоры толпы не подействовали, тогда приказано было дать залп вверх. Толпа разбежалась». Контрибуции и налоги С 1 февраля по 18 июня 1918 года в кассу губисполкома налога с имущих владимирцев поступило 562 410 рублей. Пятую часть средств направили на ведение продовольственного дела — с хлебом тоже была напряженка. Капиталы буржуа и интеллигенции стремительно таяли, а поток налогов почти иссяк. Стало понятно, что придется потрясти даже не очень богатых. Летом в селениях Владимирской губернии ввели подворный налог: с рядовых домохозяйств — по 12 рублей, с зажиточных — по 20, с богатых — по 30. К очень богатым применяли индивидуальный подход — сумму назначали по усмотрению местного Совета. Еще одним налогом на частный бизнес стали сборы в фонд безработных, коих в связи с закрытием предприятий становилось все больше. Во Владимире губернский съезд комиссаров труда обязал предпринимателей заплатить в кротчайшие сроки 3% от фонда заработной платы за три месяца. А иначе — год тюрьмы. Любопытно, что со всей русской буржуазии новая власть потребовала 10 миллиардов целковых, а конкретно с наших губернских господ запросила 125 миллионов. Но к ноябрю 1918-го удалось собрать только около шести. Казну репрессиями наполнить не удалось, хотя аресты, обыски и высылки уже стали носить систематический характер. До такой степени системный, что нарком юстиции разослал по губерниям телеграмму: «Подавление или пресечение активных контрреволюционных выступлений должно найти русло революционного правопорядка». Рабочий контроль 14 ноября 1917 года вступило в силу «Положение о рабочем контроле». Пролетариат взялся за промышленность. Фабрикантам и заводчикам вмешательство в производственные дела не понравилось, но они смирились. Служащие на первых порах отказывались помогать рабочим, многие начали сотрудничать лишь под угрозой ареста. Рабочие же требовали повышения заработной платы и сокращения трудового дня. Производительность упала. Читаем в заявлении правления «Товарищества Ставровской мануфактуры Радиона Бажанова» заводским рабочим: «Рабочие нашей фабрики поняли «рабочий контроль» в смысле перехода предприятия в их руки и сделали невозможным пребывание на фабрике представителей правления для надзора и управления фабрикой, вследствие чего и получилась полная разруха налаженного сложного хозяйственно-экономического аппарата фабрики: вследствие чего и оказалось, между прочим, невозможным своевременно обеспечить фабрику топливом». На фабрике, кстати, не было не только топлива, но и сырья, что отчасти объяснялось полным расстройством транспортного хозяйства страны, а не только огрехами «рабочего менеджмента». Привычный слоган той эпохи «фабрики — рабочим» и национализация производств стали не столько желаемым результатом борьбы за народное счастье, сколько вынужденной мерой. В сложившихся условиях (не забываем и о налоге с имущего класса, и об обязательном сборе в фонд безработных!) предприниматели предпочитали закрывать предприятия, а некоторые, бросив дело всей жизни, бежали. Например, так сделал владелец бумаготкацкой фабрики в Пенкино Федор Безруков после того, как вооруженные солдатские и рабочие депутаты вместе с крестьянами деревни Гатихи угрожали ему расправой. От фабрики ключи у него отобрали, кладовую разорили и все продукты изъяли. Вот Федор Кузьмич и бросил производство и дом, который немедленно занял земский комитет. Насилие над заводчиками не было редкостью. Вооруженные члены фабричного и волостного комитетов разграбили дом фабриканта Бузина во Владимире. У фабриканта Белова, имевшего производство в селе Ставрово, реквизировали 46894 аршина ткани. От экспроприации Белова не спасло даже то, что он добровольно отдал под рабочий контроль фабрику, увеличил на 50% оклады сотрудникам и не чинил препятствий, когда из его имения Останино уводили коров и свиней, выгребали из закромов рожь и картофель. Разруха… Отчеты уездных совнархозов от 1918 года говорят о тяжелом положении промышленности. Национализировав предприятия, Советы не сумели наладить производство. Не было оборотных средств и денег на зарплаты, не имелось в достатке топлива и сырья, не хватало специалистов. Так, по этим причинам из 22 судогодских стекольных заводов работало только шесть, да и то они были завалены фабрикатом. Иногда властям приходилось вставать на сторону своих идейных противников, потому что близкие по духу рабочие просто губили экономику. Например, фабрикантов Демидовых от ареста и неподъемных финансовых требований («выдачи громадных наградных») защитил нарком труда Ногин. На это решение, видимо, повлияло письмо служащих вязниковских фабрик Демидова: «…мы должны заявить, что мера, которою хотят принудить хозяев к выдаче награды, не только не принесет ожидаемых результатов, но, наоборот, приведет к таким осложнениям в фабричном деле, о которых следует подумать, прежде чем приступать к аресту хозяев. <…> Арест хозяев, выведя из фабричной организации главных руководителей, неизбежно приведет к остановке фабрик, что, несомненно, не в интересах самих рабочих». Между тем во второй половине 1918 года и в рабочей среде появились антисоветские настроения. Жизнь становилась все хуже: холод, голод, безденежье, безработица… И пролетарии начали роптать, бастовать, митинговать. Народная власть все эти выступления тут же объявляла контрреволюционными восстаниями и жестоко расправлялась. Расправляться было легче, чем управлять.