Выше «Плинтуса». Павел Санаев — про запоздалый успех и последнюю книгу

И это не преувеличение. Своих «больших» авторов у нас не так-то и много, другие «большие» отчего-то не особо нас жалуют. Однако не только поэтому зал библиотеки для детей и молодёжи, где состоялась встреча с Павлом Владимировичем, был забит до отказа. Скорее из-за 2-х его литературных «подвигов» — повести «Похороните меня за плинтусом» и романа «Хроники Раздолбая», написанных так живо и эмоционально, что, проживая эти книги, ты уже не можешь забыть ни падаль Сашку Савельева, ни безымянного Раздолбая, мечущегося между Барракудами и Лещами.

Ещё до этой встречи, пока народ, предварительно скупивший все книги Санаева в местных магазинах, стекался в библиотеку, только корреспонденту «АиФ –Владимир» удалось украсть драгоценные 40 минут и поговорить с автором лично.

«Крупные издательства не очень-то и звали»

Екатерина Карпенко, «АиФ — Владимир»: Любой сайт в интернете скажет, что Павел Санаев — писатель, сценарист, актёр, кинорежиссёр, переводчик. Как вы сами позиционируете себя?

Павел Санаев: Писатель и режиссёр. В интернете собрано всё подряд: снялся в детстве в фильме «Чучело», вот и написали — «актёр». А сценарист — это в моём случае «производная» профессия, вспомогательная к режиссуре.

— В одном из интервью вы сказали, что быть родным сыном знаменитого человека — тяжёлое бремя. То, что ваши родные — люди известные, вам в жизни помогало или мешало?

— Да, с одной стороны это бремя. Но только когда ты чуть-чуть подрастаешь, ведь пока ты маленький, с тебя и спроса нет. А с другой стороны, это приятно, это ощущение бОльших возможностей. Ты чувствуешь приятные отблески лучей славы. Например, летели мы как-то в Одессу с Роланом Антоновичем (Ролан Быков — отчим Павла Санаева, прим. ред). И он меня спросил: «А хочешь посмотреть взлёт и посадку из кабины пилота?». Я отвечаю: «Конечно!» И из кабины пилота мы смотрели, как садится и взлетает самолёт. Здорово же, правда? Но когда подрастаешь, начинает возникать ревность, ведь ты понимаешь, что твои возможности ничтожны по сравнению с возможностями этого известного человека, что ты вообще… плесень! Это начинает давить. Хочется что-то такое сделать, чтобы доказать себе и окружающим, что ты совсем не плесень. Получается, бремя становится неким побудительным стимулом. Росток, который пробивается сквозь асфальт, сильнее того, что растёт из земли. Если тебе удаётся что-то сделать, бремя носит скорее позитивный характер. А потом уже начинает «работать» на тебя, привлекая к тебе больше внимания, вызывая больший отклик. Это закон бренда.

— Каким способом вы пытались доказать, что тоже чего-то стоите?

— Книгу написал. Одним из мотивов написания первой повести было желание доказать, что я тоже что-то такое могу.

— Как рукопись повести «Похороните меня за плинтусом» попала в журнал?

— Попала она не сразу. В 1995 году я закончил повесть, и её отнесли в несколько редакций — «Знамя», «Новый мир» и «Октябрь».

— Вы сами отнесли?

— Нет, были знакомые, которые знали редакторов. Они и передали. 2 журнала тогда отказали, а «Октябрь» напечатал.

— В одном интервью вы сказали, что выхода книги в большом издательстве не хотели. По крайней мере, до тех пор, пока не напишите что-то ещё. Это была принципиальная позиция?

— Во-первых, крупные издательства на тот момент не очень-то и звали. Это были 90-е, в основном издавались детективы. Первой художественной литературой, замеченной в череде бесконечных банд Бешеных и Палёных, была «Жизнь насекомых» Пелевина, вышедшая в 93-м, а в 96-м — «Чапаев и пустота». Это были первые книги, на которые обратили внимание, поняв, что есть ещё что-то, кроме бесконечных детективных историй. Так что на издание книги не было много шансов. Я сам не форсировал события. Был страх, что я больше вообще не смогу написать. Хотелось ещё хоть одну вещь написать до конца, чтобы не было ощущения, что это случайный из ряда вон выходящий подвиг, который я никогда не смогу повторить. Мне было важно самому себе доказать, что это не так. И удивительно: всё сложилось само. Когда я закончил свой первый большой сценарий, который потом 8 раз переписывал и который стал в итоге «Нулевым километром», мне позвонил писатель и издатель Игорь Клех и сказал, что создаёт «Современную библиотеку для чтения» и хотел бы включить в неё мою повесть. Так она появилась на свет.

«Был уверен, это хорошая книжка»

— В тот моменты вы прекрасно осознавали, что идёте вразрез тем детективам, на которые был спрос?

— Я так глубоко это не анализировал. Я написал и был уверен, это хорошая книжка. Не думал о том, что «кругом детективы, а куда я лезу со своим мальчиком?» Наоборот, мне казалось, всё очень круто.

— Ошеломляющего успеха, который настиг повесть, вы не ожидали?

— Успех пришёл спустя 13 лет. Когда повесть вышла в журнале, ничего не произошло. Да, мне вручили премию журнала «Октябрь». Было приятно, но не было ощущения, что это признание. Когда повесть вышла книгой в МК Периодика «Современная библиотека для чтения», мне говорили, что продали первый тираж, потом второй, третий, четвёртый… Тиражи были небольшие, по 5 тысяч. Когда продали 20 тыс., мне казалось, это очень много для недетектива! Я с гордостью говорил на радио: «О, 20 тысяч продали!». Но у МК-Периодика была не очень мощная была сеть сбыта и получалось, что спрос всегда был выше предложения. Люди про книгу слышали, хотели купить, но во многих магазинах её просто не было. А когда повесть выпустили в «АСТ», она появилась везде. Второй момент — книга начала нравиться, и меня стали приглашать на программы, типа «Пусть говорят». Пару-тройку раз я ходил. Это тоже сработало. К тому же в 2007 году был абсолютный пик книгоиздания. В 2004-2008 было несколько знаковых бестселлеров, которые выходили огромными тиражами, — книга Оксаны Робски, «Метро 2033», «Духless», «Похороните меня за плинтусом». Можно ещё припомнить несколько книг, которые выстреливали и были в списке даже не бестселлеров, а лонгселлеров, потому что успешно продавались довольно длительное время. Кроме того, по повести вышел фильм, он тоже поддержал интерес. В 2007 году и сложилось ощущение, что книгу признали.

— Было чувство, что доказали, то, чего хотели?

— Ощущение было ещё раньше — когда написал. Но успех, приходящий через 13 лет, странно ощущать. Он приятен, важен, но из-за большого временного разрыва между усилием и вознаграждением ты забываешь про усилие и воспринимаешь успех не как компенсацию, а как бонус.

— Книга вышла почти миллионным тиражом. В денежном эквиваленте — это как?

— В коммерческие секреты издательства не будем вникать. Тираж состоял из разных выпусков. Например, последние тысяч 200 — это было издание «АиФ», когда повесть выпускали в придачу к газете «Аргументы и Факты». Этот тираж тоже разошёлся. Но считать ли его?

Последняя книга?

— Вторая книга «Хроники Раздолбая» вышла сравнительно недавно — в 2013 году. Когда выпускали её, не боялись, что публика примет её не так восторженно, как «Плинтус»?

— Вторая книга, когда она будет закончена и 2 части сойдутся воедино, будет более значима, чем «Похороните меня за плинтусом», потому что поднимает более значимые вопросы и даёт более серьёзные ответы. Она, может быть, менее эмоциональна в чём-то, но точно более значима. Страха, что происходит снижение, нет. Был большой страх, когда мы выпускали первую часть. Деление на 2 книги было вынужденным, потому что сроки, согласованные с издательством, подходили. Решение выпускать первую часть и не ждать, когда всё будет закончено, было чисто техническим. Я сделал промежуточный финал, и книга вышла в свет. Это было страшно: если бы она провалилась в таком виде, продолжать было бы сложно.

— Сейчас вторая часть дилогии — «Хроники Раздолбая II. Спор на балу Воланда» — даётся тяжело?

— И первая нелегко давалась. Мне психологически тяжело писать, потому что сидеть и перебирать слова — занятие, не отвечающее моему психотипу. Съёмочная площадка — это моё. А писать мне сложно психологически.

— Вы как-то сказали, что «писать прозу — это для меня как тащить в гору нагружённую камнями телегу». Тогда зачем это всё?

— У меня есть ощущение, что это миссия. Только за этим. Больше не за чем.

— То есть вы не можете не писать…

— Не могу не писать конкретно эту книгу. Я жду, когда допишу её, закончу миссию и спокойно буду заниматься кино, не помышляя ни о каких книжках. Я этого момента вожделею. С другой стороны, может, это самое значимое дело всей моей жизни и потом придётся жить с ощущением, что самое значимое дело я уже совершил. Остальное — только развлечение. И такое вероятно.

— Ответственность перед читателями чувствуете?

— Конечно!

— Но вы же понимаете, как они расстроятся, прочитав сейчас, что вы, после окончания «Хроник Раздолбая», не намерены писать…

— «Хроники» — та книжка, после которой нет смысла этим заниматься. Я пишу вторую часть и вижу, что по уровню написания текста она выше, чем «Плинтус», выше первой части, и понимаю: это мой собственный потолок. А дальше только вниз. Тогда зачем выжимать из себя, если понимаешь, что предела ты уже достиг? Кроме того, лично я не вижу ничего больше и выше тех вопросов, которые поднимаются во второй книге. Ты размышляешь о серьёзных религиозных вопросах, о вопросах Бытия, рассказываешь об изменениях общества на протяжении 20 лет на переломе Советского Союза, описываешь глобальные вещи… А к чему перейти потом? К бытоописанию и фантастике? Если бы я безумно любил писать, любил бы сам процесс, наверное, ушёл бы в фантастику, но поскольку люблю снимать, так я лучше снимать это буду.

Игра в литературу

— Какие из современных книг вы включили бы в список обязательной школьной программы?

— Книги, включённые в школьную программу, должны помочь детям сориентироваться в жизни и получить какие-то нравственные, этические установки. Например, с помощью литературы детей учили, примитивно говоря, быть добрыми по отношению к другим людям, более слабым, уязвимым. В большинстве современных книг практически отсутствует содержание, связанное с реальной жизнью. Это или постмодернизм, или выдуманные истории с непонятными персонажами, что тоже «отдаёт» постмодернизмом. Получается игра в литературу. И тут встаёт вопрос — кто на этом поле проявит себя более изобретательно с точки зрения языка. Думаю, в этом плане нет равных Ольге Славниковой. Её книга «Лёгкая голова» — постмодернистская история с налётом фантастики, но всё же привязанная к реальной жизни. Она великолепно написана. Школьникам следует прочесть эту книгу для изучения слога, для изучения русского языка, чтобы они понимали, что можно говорить не только: «Ну, я это, типа я, ну, как бы пошли!». И «Хроники Раздолбая» — тоже стоит прочесть, потому что это история о том, как молодой человек ищет свои нравственные, смысловые, волевые опоры в меняющемся мире.

— Литературный процесс в России — какой он и есть ли вообще?

— Он очень индивидуализирован. Нельзя сказать, что есть какой-то писательский бульон, в котором бы варились писатели, интересовали друг друга, чтобы у них было бы какое-то соперничество «А кто первый писатель на деревне»? Такого я не вижу. Может, оно и есть, но я этого не вижу. Несколько раз был на писательских мероприятиях, на вручении Букеровской премии, но там почти всегда одни и те же люди. Страшно узок их круг и страшно далеки они от народа. Там есть приятные молодые писатели, критики. С ними я в дружеских отношениях, мы иногда пересекаемся, но нет такого, чтобы мы хватали друг друга и спрашивали: «Что нового написал?!». Вообще у каждого времени есть свои возможности для самореализации, способы найти группу людей, в глазах которых ты завоёвываешь уважение и в этой группе самоутверждаешься. Но если в Серебряный или Золотой век хотелось самоутвердиться в среде себе подобных, блеснуть талантом, завоевать уважение, то сейчас мерилом стал материальный успех. Это «срабатывает» по линии тиражей. Интересуются: «Какой у этого тираж? А у этого?».

— Писательством, не имея другого заработка, в России живут единицы?

— Да. В 2007 году, например, были хорошие гонорары, потому что были огромные тиражи. Потом они упали в десятки раз: сократилось количество книжных магазинов, появились электронные книги и то, что продавалось тиражом 500-700 тыс., сейчас будет продаваться тиражом 100-150 тыс. при том же уровне успешности. Магазинов меньше, людей, покупающих бумажные книги, тоже, всё чаще бесплатно скачивают электронные версии. Однако есть авторы, пишущие беллетристику, — в год по книге. Татьяна Устинова, например, Олег Рой. Они пишут придуманные истории, которые не требуют какого-то личного опыта, потому что личный опыт у каждого писателя конечен. Эти книги придуманы, сконструированы, иногда удачно, иногда нет. Но у них есть приличные тиражи, они пишут по книге в год-полтора и вполне могут жить только за счёт этого.

— А как вы относитесь к тому, что сейчас каждый имеет возможность на свои деньги напечатать своё творение?

— Прекрасно.

— А качество?

— А что качество? Совсем плохое люди читать не будут.

— Читатель не дурак?

— Читатель иногда читает странные книги. Но если он читает их, значит, что-то там находит…

— Можете привести пример «странных» книг, которые почему-то пользуются успехом?

— Например, книги Вебера. Помню, купил пару, оставил обе в самолёте. Я их не понял.

Драматургия? Не, не слышали

— Вы ведь были председателем жюри премии «Дебют», были в жюри Букеровской премии. Среди присланных работ попадалось что-то действительно стоящее?

— В этом смысле я плохой критик, ведь нахожусь с ними в конкурентных отношениях. Но, на мой взгляд, многие книги написаны совершенно диким языком, с дикими оборотами и сюжетом. Самая главная проблема — 99% авторов понятия не имеют о драматургии. Они не знают, что это такое, валят и валят текст, а выстроить драматургию, чтобы это была хорошая история, то ли они считают ниже своего достоинства, то ли думают, что это не надо, то ли не умеют. С драматургией не в ладах почти никто. Слог у многих достаточно неплохой, но история разваливается.

— Как чаще бывает на таких конкурсах — выбираем лучших среди худших?

— Выбираем лучших из того, что есть. Даже если там есть очевидные недочёты, да и просто не очень интересные книги… В финал выбирают из того, что есть. Очень уж плохие, конечно, отсеиваются.

— Как вы вообще относитесь к литературным конкурсам?

— Не стоит рассматривать их как соревнование. В этом есть большой элемент случая. Не нужно к этому относиться, как к реальному определению лучшего автора. Скорее, это хороший способ привлечь внимание, хороший пиар-инструмент. Так бы книгу прочла тысяча людей, а так она получила Букера, и её прочли 10 тысяч. Автор в таком случае в плюсе — и премию получил, и новых читателей.

ДОСЬЕ

Павел САНАЕВ. Родился в 1969 году.

Образование — ВГИК, курс Александра Александрова. Автор повести «Похороните меня за плинтусом» (1995), романа «Хроники Раздолбая» (2013). Режиссёр и сценарист фильмов «Последний уик-энд» (2005), «Нулевой километр» (2007), «На игре» (2009), «На игре — 2. Новый уровень» (2010) и др. Женат, воспитывает дочь Веронику