Убийство архиепископа

За что архиепископа Владимирского и Суздальского Никона убили в Грузии и почему прощаться с ним к Успенскому собору пришел почти весь город Владимир.

В 5:30 утра 7 июня 1908 года на железнодорожный вокзал города Владимира прибыл необычный поезд. Он вышел в путь из Грузии 2 июня. В единственном вагоне-церкви поезда везли запаянный цинковый гроб. В нем лежали останки бывшего архиепископа Владимирского и Суздальского, главы Грузинского Экзархата, 47-летнего Никона (Софийского), застреленного неизвестным из пистолета в Тифлисе (Тбилиси) на пороге синодальной конторы 28 мая того же года.

За три года до убийства в своем завещании Никон распорядился в случае смерти похоронить его в Успенском соборе города Владимира — там, где он 7 лет руководил духовной семинарией, полтора года возглавлял епархиальную кафедру, и где в 1895 году на него уже было совершено одно покушение.

Никон (Николай) Софийский родился в 1861 году в Костромской глубинке в большой семье сельского священника. Беды, казалось, преследовали его, почти всю жизнь. Отец рано умер, детство прошло среди крайне нужды. После окончания духовного училища и Костромской семинарии, женился и стал сельским священником под городом Макарьевым Костромской губернии. Через год и три месяца в 1884 году внезапно умерла жена.

После этой трагедии, Никон оставил приход, поступил в Санкт-Петербургскую духовную Академию, в 1887 году принял монашество, с 1888 года служил инспектором Питерской семинарии, а в марте 1891 года был назначен ректором Владимирской духовной семинарии и руководил ей 7 лет.

Времена его ректорства во Владимире оцениваются очень неоднозначно, как и сама фигура Никона. Многие отмечают чрезмерную строгость, переходящую в жестокость. Митрополит Евлогий (Георгиевский), которому в те годы пришлось работать во Владимирской семинарии инспектором, в книге «Путь моей жизни» отмечает, что Софийский был человек честный и умный, однако замкнувшийся в «рамках строгой законности», страдавший от своего вынужденного монашества:

«Во главе семинарии стоял архимандрит Никон (из вдовых священников). Это был красивый, здоровый, могучий человек, монашества не любивший. „Мне бы не монахом, а крючником на Волге быть“ — говорил он. Отец Никон принял постриг не по влечению, а по необходимости, дабы как-нибудь устроить свою горемычную судьбу вдового священника. Вдовство бездетного священника — подлинная трагедия. Люди, склонные к семейной жизни, обрекались на безысходное одиночество. Сколько вдовых священников не могли его вынести и спивались. Сколько поневоле принимали постриг. Отец Никон тоже мучительно переживал навязанное ему внешними обстоятельствами монашество и периодами впадал в мрачное уныние, близкое к отчаянию. Он сам сознавал, что в монахи он не годится. Из попа да из солдата хорошего монаха не выкроишь».

Сам Никон Софийский говорил, что своей строгостью пытался направить мальчишек на путь истинный: «Строжил я для вразумления и исправления. Но все строгие взыскания, предписываемые законом и совестью, я всегда растворял милостью».

Репрессивный стиль управления «бурсой», атмосфера постоянного страха, в которой училось пять сотен подростков, уже зараженных духом либерализма, выливался в периодические недовольства воспитанников, которые принимали порой радикальные формы.

9 мая 1895 года во Владимире произошло исключительное событие, весть о котором разлетелась далеко за пределы губернии. Великовозрастный воспитанник 2 класса, 17-летний С., выждал, когда ректор вышел из церкви с обедни и отправился в свой любимый цветник около дома, подошел к нему сзади с топором.

«Воспользовавшись мгновением, когда тот наклонился над клумбой, подбежал и с размаху ударил его топором по голове… Размахнулся вторично: топор сорвался, в руке осталось топорище… Клобук оказался «шлемом спасения», о. Никон отделался сравнительно легкой раной — задеты были лишь внешние покровы головы;, но все же из-под клобука хлынула кровь. Он упал… Приподнявшись, успел еще крикнуть: «За что ты меня?…» — «Простите, Христа ради»…— пролепетал С. Со всех сторон сбежались семинаристы и схватили преступника. Прибыл доктор, нагрянула полиция, собралась большая толпа народу, поднялся крик… Одни ругали начальство, другие — семинаристов. Кто-то кричал «бей!». Возбуждение росло… Пришлось пригнать солдат, жандармов… Приехала прокуратура.

Вид крови и зловещие признаки предстоящей расправы ожесточили семинаристов: они озверели и на следующую ночь чуть было не закололи вилами помощника инспектора», — описывал происходящее митрополит Евлогий (Георгиевский) .

После этого семинария была временно закрыта. Началось следствие. Был уволен инспектор «бурсы». Никону предложили уйти со своего поста, но он отказался. Семинариста, покушавшегося на Никона, посадили в сумасшедший дом. Еще 75 воспитанников исключили: кого-то с правом восстановления, кого-то с «волчьим билетом».

«На суде ректор доказывал, что подсудимые — „революционная банда“, составившая против него заговор. Был заговор или нет, но из показаний убийцы выяснилось, что он был озлоблен против ректора: дня за два-три до преступления о. Никон не пустил его в отпуск; накануне рокового дня мальчишка напился, купил топор и совершил злодеяние, по-видимому, еще не протрезвившись. Его умственная неразвитость (17-ти лет во 2 классе!) тоже скорей свидетельствовала о поступке неуравновешенного субъекта, нежели о покушении заговорщика», — пишет Евлогий (Георгиевский) .

Справедливости ради нужно отметить, что Никон простил подростка: через три месяца по его настоянию он был выпущен из сумасшедшего дома, а позднее, когда Никон вступил в сан Владимирского архиепископа, назначил его псаломщиком.

Софийский оставался у руководства владимирской семинарией еще 3 года. С 1898 года в течении 6 лет он занимал должность епископа в разных епархиях, а в ноябре 1904 года вернулся на владимирскую землю в должности архиепископа Владимирского и Суздальского.

К этому времени это был уже другой человек. Владимирские газеты того времени подмечали перемены, которые произошли с Никоном. Репортеры упоминают о его заботе о владимирской семинарии и семинаристах-бунтарях в 1905 году, описывают его вклад в строительство нового здания женского духовного училища и владимирского ночлежного дома, отмечают проникновенные проповеди архиепископа, его сильный голос. Газеты писали, что Софийский пользовался «широкой популярностью у горожан».

Правда, долго возглавлять владимирскую епархиальную кафедру Никону не пришлось. В июне 1906 года по воле Синода он стал Архиепископом Карталинским и Кахетинским со званием Экзарха Грузии.

По сути это было почетным назначением в «горячую точку». Борьба грузинской церкви за независимость, которую она потеряла в 1811 году, в те годы была обострена до предела. Никон лично получил из Грузии предупреждения «на Кавказ не ездить», но от назначения не отказался. С первых дней пребывания в Тифлисе большая часть грузинских священников ему устроила бойкот, в газетах началась травля, некоторые епископы напомнили экзарху, что «кроме браунингов и кинжалов есть в Тифлисе река Кура, куда бросали даже митрополитов».

Настаивая на невозможности грузинской автокефалии, Никон начал проводить гибкую политику: инициировал реставрацию грузинских храмов, помогал школам, ввел преподавание богословие в училищах на грузинском языке, начал исправление грузинских богослужебных книг.

Чувствуя благожелательность экзарха, грузинские священники перестали его бойкотировать, однако радикальные сторонники грузинской автокефалии не смирились и «вынесли» Никону смертный приговор. 28 мая 1908 года на ступенях Грузино-Имеретинской Синодальной конторы в Тбилиси он был застрелен из пистолета неизвестным. По имеющимся данным, в экзарха попало 8 пуль, через полчаса после покушения он умер.

Свое духовное завещание Никон Софийкий составил еще в 1905 году, в разгар первой русской революции. В нем, уже предчувствуя что-то нехорошее, Никон завещал в случае своей гибели похоронить его «как Епархиального Архиерея, в главном древнем Кафедральном соборе, где окажется более удобным и приличным».

Как описывают газеты, 7 июня 1908 года, во время прибытия траурного поезда из Тифлиса, на владимирский вокзал пришло почти все духовенство города. В вагоне-церкви была отслужена лития, после чего запаянный гроб на носилках понесли к Успенскому собору. По описаниям, весь вал Рождественского монастыря был облеплен в это время горожанами, по улицам Владимира стояли войска, а за ними толпы народа. Два духовых оркестра всю дорогу до собора исполняли гимн «Коль славен наш Господь в Сионе». На всех церквах звонили колокола, около каждого храма траурная процессия останавливалась для кратких заупокойных литий.

В 7 часов в Успенском соборе началась литургия. Слова о покойном сказал новый архиепископ Владимирский и Суздальский Николай, с которым Никон фактически поменялся местами (Николай до Софийского был эксзархом Грузии). После его речи, как написано в газетах, весь собор огласился «стоном рыданий».

После панихиды гроб Никона обнесли вокруг собора, после чего похоронили на юго-западном углу храма, около гробницы архиепископа Владимирского и Суздальского Сергия Спасского.

В некоторых источниках указывается, что похороны Никона Софийского снимали на кинопленку, и позднее был сделан документальный фильм. Судьба этой ленты до сих пор неизвестна.

Убийца экзарха Грузии найден так и не был.