Вторая жизнь Сергея Холоднова. Гусевчанин пережил клиническую смерть

Близкие уже готовились проводить его в последний путь, но, пережив клиническую смерть и оказавшись на краю жизни, он вернулся и стал жить с новыми ощущениями.

Без налогов?

Среди туристов Владимирской области имя Сергея Холоднова хорошо известно. В то время, когда туризм был «пролетарским», отлично знали собрата по рюкзаку не только из своего города, но и региона, а то и дальше. Пятый десяток лет он — председатель городского клуба туристов Гусь-Хрустального. За плечами — богатый опыт мастера спорта по водному туризму и солидная подготовка по многим видам туризма и ориентирования. Сергея Владиславовича знают десятки рек самой высокой категории сложности, пройденные на каяках, катамаранах, байдарках и других самодельных плавсредствах от Памира до Заполярья и от Байкала до Карпат.

Людмила Кузнецова, vlad.aif.ru: — Сергей, ты помнишь свой самый первый поход?

Сергей Холоднов: — Это было после смерти папы, когда мне было 12 лет. Мама попросила его друзей взять меня с собой. Помню, что было ощущение полной свободы. Оно потом сохранялось ещё долго, хотя с тех пор прошло уже полвека. Рек и походов было действительно много. В Советском Союзе была достаточно стройная система спортивного туризма при ВЦСПС. В городском и областном клубах туристов могли быть штатные работники от этой организации. Где хотели развиваться — там шла работа. В зависимости от активности участия в соревнованиях областной федерации выделяли путёвки на Союзные мероприятия. Около 40 лет мне довелось возглавлять клуб туристов Гусь-Хрустального. Кто помнит 90-е, знает, что в походы тогда перестали ходить из-за того, что денег не всем хватало даже на жизнь. Приходилось крутиться и даже нарушать закон, чтобы сохранить туризм в городе. Я занимался предпринимательством и не платил налоги, чтобы на вырученные деньги можно было купить какое-то снаряжение, куда-то сводить народ. Теперь это в прошлом.

Мама, прости…

Л. К.: — Есть ещё одна страсть — небо?

С. Х.: — Парашютным спортом я занимался давно. Вёл в городе парашютную секцию, а когда стали появляться другие виды передвижения по воздуху — дельтапланы, парапланы — стал осваивать и их. У меня была давняя мечта пройти реку Белая в Адыгее, затем подняться в горнолыжный лагерь, покататься и оттуда спуститься на параплане к морю. Так сказать, с горных вершин на белый песок. Если спускаться на крыле — не более получаса, а ехать полсуток. Тренироваться начал в городе. Уже много знал и умел. Вот и «зазвездился». 24 января 1995 года вышел на городское озеро. Погода была тихая и солнечная. Раз десять, наверное, стартовал безуспешно, потому что при нулевом ветре подняться в воздух, а тем более лететь — сложно. Конструкция параплана — крыло, буксируется на тросе, а потом он летит самостоятельно. Всё говорило о том, что сегодня нелётный день, но заела спортивная злость. И я поднялся. Наверное, только на характере. На высоте 50 метров купол сложился. Внизу — голый лёд. Шансов на спасение — ноль.

Перелом основания черепа, сотрясение мозга и расколотая вдребезги рука — даже погрузить в машину было сложно. Спасло меня присутствие моего друга, лётчика Марлена ШКУРИНА. Он проходил профессиональную подготовку по спасению людей в экстремальных ситуациях. Иначе исход был бы совсем другой.

Умирать было приятно и легко, а вот противостоять этому — трудно. Уже видел себя со стороны, как грузят тело в машину, мчатся на красный свет. В сознание врезались слова доктора, что пациент уже не жилец, и крутить его можно, как угодно. Я даже успел обидеться на эти слова, но бездна покоя и умиротворения затягивала всё сильнее.

Был только один тормоз, не дающий насладиться вечным блаженством, — вина перед близкими. Особенно перед мамой. Хотелось ей всё объяснить, попросить прощения…

На «живую нитку»

Л. К.: — И ты вернулся в этот мир?

С. Х: — После блаженства и покоя было нестерпимо больно ощущать, как душа возвращается в разбитое тело, чувствовать движение каждого волоска на теле — как вращение вонзённого в него кола. Жить гораздо мучительнее, чем умирать. Врачи собирали и склеивали моё тело по кусочкам. Полтора года пролежал в гипсе с головы до пят. Когда его сняли — не мог ни сидеть, ни тем более стоять. Тогда главный травматолог похвалил меня за характер и сказал, что самым большим достижением будет, если лет через пять я смогу поздороваться с ним за руку. Я протянул ему руку уже через полгода. Рядом всегда были близкие — мама, жена, дети, братья, друзья. Мужики не хотели признавать мой особый статус лежачего больного. Как-то Александр ЛОЩАКОВ выбросил мои костыли из окна прямо на снег. Сказал — сделал первый шаг, сможешь и дальше. Друзья приходили и пили водку рядом с моими капельницами и суднами, говорили о вещах из той, обычной жизни, и я начинал верить, что такой же, как они.

В палате всегда был «проходной двор». Приезжали попрощаться перед походами, возвращались из них, пропахшие костром и свежим ветром. Я только физически был в больнице, а душой — вместе со всеми.

Л. К.: — Что было потом?

С. Х.: — Потом были новые походы. Спустя 3 месяца после очередной операции, ещё собранного «на живую нитку», меня взяли в байдарочный поход по реке Мста Новгородской области. В байдарке сделали приспособление для рук, чтоб не филонил, не барин — и вперёд. Потом были реки Белая на Кавказе, Ока Саянская, Катунь на Алтае, Заполярье. В этом году через неделю уходим на Кольский полуостров на катамаранах на связку рек Красненькая — Кутсайоки. Правая рука и сегодня работает только на 40% от её возможностей, но я привык к этому.

Л. К.: — С таким богатым опытом путешествий по самым заповедным местам нашей страны наверняка встречалось что-то необычное? Если не снежный человек, то что-то вроде этого…

С. Х.: — Видел ли я какие-то чудесные явления? Видел. Например, цветущие в Памирских горах рододендроны. На это можно смотреть бесконечно, а запах такой, что передать его словами невозможно. Или горный родник, капли которого замерзают прямо на лету и создают вокруг воды кружевной ледяной ореол. А ещё чудом считаю чёрный жемчуг, который приходилось видеть в Адыжской пещере на Северном Кавказе. Но самое главное чудо природы — это человек с его безграничными возможностями, о которых мы порой даже не догадываемся.