На фронт в 17 лет. Владимирский ветеран рассказал, чего боялись немцы

Ветеран Великой Отечественной войны, танкист Николай УШАКОВ попал на фронт 17-летним мальчишкой… На своём танке он прошёл всю войну, освобождая Белоруссию, Польшу, Берлин… Третью медаль «За отвагу» 19-летнему бойцу вручал сам Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков! Страшная война за плечами, а Николаю не было и 20 лет…

Прифронтовые будни

Лариса Майорова, vlad.aif.ru: — Сколько вам было лет, когда началась война?

Николай Ушаков: — 17 июня 1941 года мне исполнилось 16 лет, а 22-го началась война — хлеба горят, люди бегут, самолёты сверху бьют. Нас эвакуировали вместе с совхозом и техникой на запад, к Днепру. Ночью немцы стали бомбить: крик, шум, взрывы ракет. Паника. Мама от страха в суматохе даже чуть не спрыгнула с баржи в воду, но я вовремя её остановил — «Мам, куда ты? А что с детьми будет?» У меня две маленькие сестры росли. Она заплакала: — «Только батьке не говори ничего». Видать, психика не выдержала… Через несколько дней добрались до села Артёмовска. Отца забрали на фронт, а меня вместе с другими парнями и девчонками отправили рыть противотанковые окопы и траншеи. Работать приходилось под вражеским обстрелом. Когда ситуация стала критической, всех парней посадили в грузовики и увезли под Сталинград. Там мы копали противотанковые рвы и заливали их водой. С Волги шла одна кровь, а не вода. В марте 43-го года я попал в армию.

Л. М.: — Куда вас отправили служить?

Н. У.: — Привезли меня в Гороховецкий военно-учебный лагерь, назначили меня в роту «82-мм миномёта» командиром расчёта, потому что я умел считать по формулам. Эту школу я запомнил на всю жизнь, недаром говорят: кто не прошел Гороховецкий лагерь, тот не солдат. Было нестерпимо жарко и всё время хотелось есть. Но самое страшное — почти все солдаты болели коростой (гнойное поражение кожи при чесотке — ред.). Каждый день умирало по 15-20 человек… В больнице было больше солдат, чем в казармах.

Проучился 5 месяцев, пришёл приказ — надо готовить не миномётчиков, а танкистов. А вообще, я хотел быть лётчиком. Потом мою роту перевезли во Владимир, в 15-ю учебно-танковую бригаду. А после учений — прямиком на фронт…

Л. М.: — Вы помните свой первый танк?

Н. У.: — Первым моим танком был гусеничный «СУ-76» горьковского производства. Мы называли его «Прощай, Родина». Мина падает — экипажа нет. Броня у него была плохая, спереди пулемёт её не брал, а вот сбоку — запросто. Получили в Горьком эти машины, погрузились и — на фронт в Белоруссию. По пути «мессершмитт» разбомбил наш эшелон… За новыми танками нас направили в Нижний Тагил. На эвакуированном из Харькова заводе, выпускавшем танки, за станками стояли подростки 14-15 лет, спали в палатках прямо на производстве. Когда получили танки, поехали их испытывать на полигон. Подходит к нам младший сержант и спрашивает механика-водителя, меня то есть. И бодро рапортует: — «Старший сержант, машина к бою готова!». А я в недоумении: — «Ты кто такой?» — «Я младший механик-инструктор». Мне 18 лет, а мальчишке всего 16…

Боевой азарт

Л. М.: — Как прошло боевое крещение?

Н. У.: — 24 июня 1944 года началось наступление войск 1-го Белорусского фронта на оккупированный немцами Бобруйск. Ранним утром раздалась команда «По машинам!». Всем бойцам было известно, что у противника хорошая оборона. Для выхода на заданный рубеж нашему гвардейскому танковому корпусу предстояло форсировать Березину. После проливных дождей река разлилась, и наступать пришлось по труднопроходимой болотистой местности. Мы подошли к реке уставшие и грязные. Не успели оглядеться, как налетели немецкие штурмовики. Я высмотрел немецкий танк и достал его выстрелом. Солдаты крушили врага огнём неудержимо. В нашем экипаже ранили заряжающего. Мне практически приходилось действовать и за командира орудия, и за заряжающего. Вертелся, как белка в колесе. В иные минуты казалось, что силы иссякают, но слова лейтенанта Хвастунова «Давай, Николай, огня!» придавали боевой азарт. На исходе дня в нужный момент я удачно послал несколько фугасных снарядов. Дот, в который я целился, разворотило. 29 июня город освободили. А я получил первую медаль «За отвагу». Спустя несколько дней я получил вторую награду «За отвагу». Было это во время Минской наступательной операции. В районе между Боровичами и Волковыском советские стрелковые подразделения наткнулись на эсэсовскую часть. Фашисты окопались на высоте. Пехотинцы с налёта не смогли одолеть фрицев. Тогда на подмогу им выслали наш экипаж самоходки. Осколочными снарядами мне удалось уничтожить несколько пулемётных гнезд противника. В результате 3 июля 1944 года советские войска штурмом овладели Минском.

Л. М.: — У вас есть ранения?

Н. У.: — Под Белостоком в Польше в одной из атак в мой танк попал снаряд. Смотрю — под ногами крутится болванка, я ноги задрал… Осколком всё же ранило в ногу, но с поля боя я не вышел. Там же меня и контузило — снаряд упал в метрах 30 от моего танка, взрывной волной меня откинуло, я ударился головой о дерево. Очнулся в санчасти. Несколько дней ничего не слышал и говорить не мог. Подлечили немного, и я снова — в строй. После освобождения Белостока я получил третью медаль «За отвагу». Вручал её сам Георгий Жуков! Мне тогда 19 лет было. Маршал увидел, сколько у меня наград, похлопал по плечу, пожал руку: «Да ты, сержант, настоящий герой! Генералом будешь!». Но я дослужился только до подполковника, а генералом стал мой сын. Говорили, что Жуков очень строгий, людей не жалеет, зато победу одержит.

Л. М.: — Какой случай на войне вам больше всего запомнился?

Н. У.: — В Польше довелось освобождать концлагерь Освенцим. Люди выходили почерневшие, одни кости. Вдруг слышу, как кто-то по-украински закричал: «Микола!» Пригляделся -, а это одноклассница моя в полосатом лагерном костюме. Еле узнал её. Обнялись, заплакали…

Л. М.: — Как готовились к штурму Берлина?

Н. У.: — К штурму мне выдали сверхсовременный на тот момент гусеничный СУ-100, на который поставили огромные прожектора. Жуков в день взятия Рейхстага решил напугать немцев и приказал одновременно включить прожектора на 143 танках. Наши войска ещё никогда такие большие города не брали. Это ж 900 тыс. кв. км, а под землёй — метро, т.е. все районы связаны между собой, фашисты запросто могли нас окружить. В 4 часа ночи начался штурм города. Самолёты ринулись ввысь, застрекотала артиллерия, пошли танки… По сигналу в сторону врага ударил свет прожекторов. При мощном свете мы атаковали оборонительные позиции фашистов, которые бегали по окопам, как зайцы. Немцы подумали, что у СССР появилось новое оружие. Помню, мой танк вдруг пошёл направо, двигатель ревёт, а гусеницу заклинило. Спрыгнул я на землю, смотрю, а под звёздочку попал здоровенный череп немца, поэтому гусеница слетела. Пришлось отбивать его кувалдой, «обувать» танк заново.

Л. М.: — Помните свою радость?

Н. У.: -Каждый метр Берлина немцы заминировали, а в подвалах сидели пацаны из гитлерюгенда с фаустпатронами. Мой танк взорвался… Рейхстаг я брал с автоматом в руках. На его развалинах написал: «Я Микола с Украины». Помню, как все плакали от радости, обнимались, смеялись. Война заканчивалась, а мне не было и 20 лет.

Счастье со слезами

Л. М.: — Вы участвовали в Параде Победы 1945 года?

Н. У.: — В 1945 году за освобождение Берлина меня наградили орденом Красной Звезды. После берлинской операции вызывают меня в штаб и говорят: — «Поедешь на Парад Победы в Москву». Два месяца шли репетиции, ночью маршировали по площади. И вот наступило 24 июня 1945 года. С самого утра шёл ливень, который назвали слезами погибших солдат. Я вёл танк. Видел Сталина, Жукова, Рокоссовского. Людей в тот день было — море…

Л. М.: — А с американцами доводилось встречаться?

Н. У.: — Да, на Эльбе. Один негр-гигант поднял меня одной рукой, а второй стал откручивать с танкистского шлема красную звёздочку. Гляжу — прицепил себе, а мне повесил свой значок. Потом достаёт из кармана флягу и какую-то штуку, нажал где-то — рюмка раскрылась, заулыбался — «Рома, Рома». Налил мне рюмашку рома, а я в жизни не пробовал этот сладкий напиток…