Вадим Минаев: «В Белоруссии не хотят, чтобы у них было как у соседей из Украины»

Председатель областной избирательной комиссии Вадим Минаев в минувшие выходные был наблюдателем на выборах президента Республики Беларусь. Что интересного он там увидел, и почему у соседей была такая высокая явка по сравнению с сентябрьскими выборами в нашем регионе, он рассказал ПроВладимиру.

— Вадим Александрович, есть ли отличия в том, как проводятся выборы у нас и в Белоруссии?

— Если брать чисто внешнюю сторону, то выборы везде, в любой стране, любой континент бери, они по своей сути будут одинаковыми. Человек приходит в определенное место, там комиссия сверяет документы и идентифицирует его, и он имеет право проголосовать. Выдает ему бюллетень или карточку для использования в электронных системах. Человек уединяется, реализует свое право выбора и потом подходит к урне или КОИБу. Те же кабинки для голосования, столы для комиссии и люди, которые работают за ними со списками. У нас есть некие общие корни, общая традиция. Внешне я никаких различий не заметил.

Я посетил 12 избирательных участков в Березовском районе Бресткой области, он находится по пути между Барановичами и Брестом, район третий по количеству средств, которые перечисляются в областной бюджет, достаточно интенсивное производство. 42 участковые избирательные комиссии на территории района работало, как в самом городе Березове, так и в сельских поселениях. Я пообщался с членами комиссии, с председателями, наблюдателями, в том числе ряда оппозиционных организаций, в частности «Белорусский народны фронт». Я увидел, и мои коллеги-наблюдатели подтвердили, что все, что происходило на избирательных участках непосредственно с момента открытия (я пришел на избирательный участок в 7-30), все тоже самое, что и у нас. И заканчивал я день на подсчете голосов на другом участке. После этого мы переместились в территориальную избирательную комиссию. Все этапы проходили в строгом, четком соответствии с требованиями избирательного кодекса республики Беларусь.

— Есть ли существенная разница между нашими избирательными законами?

— В законах есть различия. Если на федеральном уровне мы имеем единый закон по выборам президента РФ, по выборам депутатов Госдумы, отдельный 67-ФЗ, то в Беларуси избирательное законодательство кодифицировано и объединено в Избирательный кодекс Республики Беларусь, где в одном документе прописаны основные аспекты и порядок проведения выборов всех уровней, начиная с органов местного самоуправления и заканчивая государственными компаниями.

Сравнивать эти нормативные акты трудно. Если выхватывать какие-то отдельные положения без взаимосвязи, то может сложиться не совсем верная картина. В частности, такой пример — в республики Беларусь намного шире список документов, которые дают возможность избирателю проголосовать. Там можно голосовать по студенческом билету. Там можно голосовать по военному билету. Даже если ты снимаешь квартиру, и у тебя есть документ, который подтверждает, что именно ты снимаешь квартиру по этому адресу, то ты можешь прийти в избирательную комиссию и попросить тебя включить в дополнительный список избирателей, чего у нас нет. Но опять-таки это надо рассматривать во взаимосвязи с другими нормами и положениями. Там намного быстрее считают голоса. Это как раз одно из требований, которые наши коллеги из ОБСЕ регулярно предъявляли и предъявляют в адрес республиканского законодательства. Они видят в этом непрозрачность. Или хотят видеть.

У меня, например, сложилось такое впечатление, что у нашей миссии — представителей стран СНГ — и миссии представителей ОБСЕ были совершенно разные цели: мы приехали наблюдать за процессом волеизъявления, а они — что-нибудь найти эдакое. Небольшая зарисовка: наша миссия — это порядка 400 человек. Это председатели ЦИК РФ, Совета Федерации, субъектовых избирательных комиссий, территориальных комиссий, депутаты различного уровня, в том числе и Государственной Думы, сотрудники администраций, которые по долгу своей службы связаны с выборами. Мы смотрели и понимали, что происходит, я сам присутствовал на процедуре подсчета голосов вместе с коллегами, сама процедура ничем особо не отличается. Миссия ОБСЕ насчитывала также порядка 400 человек, в составе которых, среди прочих, наблюдали за процессом и безработные, и студенты об опыте которых в организации и проведении выборов можно только догадываться. Там переводчику приходилось достаточно подробно объяснять, отвечать на вопросы. Опять-таки, когда ты знаешь ситуацию, ты видишь целое. А европейцы видели только какую-то часть, и им приходилось объяснять, что эта часть, она не более, чем составная целого. Видя кусочек смальты, они не представляли и не видели этой общей мозаики.

Я уже давно для себя сформировал такой жизненный принцип — если имеешь возможность чему-то научиться, научись. И я эту ситуацию использовал.

— Что показалось сложнее — смотреть за происходящем на выборах или быть организатором выборов?

— Хороший вопрос. Я, сидя вечером при подсчете голосов на участке, когда они подводили итоги, поймал себя на мысли, что мне неуютно, чего-то мне не хватает. Я не привык быть сторонним наблюдателем, я всегда был в гуще этого процесса. Я был кандидатом в депутаты, я был политтехнологом избирательного объединения, теперь являюсь организатором выборов, но вот на месте наблюдателей, честно скажу, чувствовал себя неуютно, очень непривычно. Это, например, когда бежишь, бежишь и вдруг у тебя препятствие какое-то. Ты видишь какие-то нюансы, какие-то моменты и хочется подсказать, но нельзя. Это было новое чувство для меня.

— Члены комиссий с опаской смотрели на вас или дружелюбно?

— Абсолютно дружелюбно. Я представлялся, кто я и чем занимаюсь. Мы находили общие точки соприкосновения. В это день был праздник у работников белорусской культуры, многие избирательные участки находились в ДК. Я входил и поздравлял их с праздником и с днем выборов, и днем культуры, и лед растапливается моментально. Я не могу сказать, что там были настороженные взгляды — ну да, наблюдатель. У них нет никакого страха перед наблюдателями, они совершенно спокойно относились к нам.

— Чем можно объяснить столь высокую явку у них на выборах, у нас такой почти не бывает.

— Речь идет о президентских выборах. У нас всегда компания по выборам президента, выборам депутатов Госдумы такая же. Просто информированность населения намного выше. Информация о данных выборах идет через СМИ и другие средства информации, какие только можно. Теперь давайте мы возьмем в качестве примера информированность населения на последних выборах в органы местного самоуправления. Мне кажется, что кроме избирательных комиссий, моего коллеги Вадима Васильевича Кузьмина, председателя избиркома города Владимира и вашего покорного слуги, наших территориальных комиссий, мало кто знал, что у нас в области проходят выборы. Ни шатко, ни валко работали кандидаты, бесплатных печатных площадей у нас нет, поэтому мало кто использовал право на печатные площади. Бесплатного телеэфира у нас практически не было. Ну, на нет и суда нет. Поэтому и информации мало.

— Но на последних президентских выборах у нас было 65,3%, а в Республике Беларусь 86,7%.

— Те люди, с которыми я общался, не скрывали, что они очень обеспокоены тем, что происходит у наших украинских соседей. Они говорят, да, мы выбираем этого кандидата — Лукашенко, потому что мы уверены, что он не допустит такого варианта развития событий. Нам нужен мир, говорят они.

— Казалось бы, есть местный депутат, который может решить проблему детской площадки, парковки и так далее. Почему за него идет голосовать небольшое количество избирателей, а за президента, которого люди видят только по телевизору, идет много? В чем, на ваш взгляд, причины?

— Очень показательная история. На выборах во Владимирской области в семи избирательных округах победа была определена жребием, потому что кандидаты набрали одинаковое количество голосов. Это конкретный пример тем, кто считает, что от их голоса ничего не зависит. Мне очень печально об этом говорить, и я не собираюсь никому ничего доказывать, я только выскажу свое экспертное мнение, которое основано на моих наблюдениях, потому что выборами я занимаюсь почти 20 лет, из них 15 на профессиональной основе. Были проведены определенные эксперименты с явкой. Занижая ее, можно получить определенный результат. В свое время это сработало, тогда еще был порог явки, был кандидат против всех. За счет снижения явки один кандидат набрал меньшее количество голосов, нежели кандидат против всех. В другом случае — за счет понижения явки не прошел достаточно сильный кандидат, потому что люди не пришли. У нас очень долго экспериментировали с низкой явкой и в результате лет 10 назад доигрались. Явку уронили. Уронить что-то всегда проще, чем нагнуться и вновь поднять вверх. Мы пытаемся сейчас преодолеть все эти межпартийные столкновения, межпартийную борьбу, которая, на мой взгляд, у нас в области шла в неприемлемых, в очень жестких формах. Болезнь, которая требует определенного времени для того, чтобы вылечить.

— На данном этапе вы видите какие-то позитивные изменения в отношении к работе комиссий?

— Те, кто с нами давно работает в контакте, они по-разному, правда, пытаются это преподносить, но они же и не дадут мне сорвать. Сколько времени я занимаюсь информационным обеспечением деятельности избирательной комиссии. Как правило, говорят только о каких-то горячих новостях из жизни избирательных комиссий, а как это устроено и работает мало кто знает, потому что зачастую приходится слышать огромное количество мифов, сказок. Нам есть, что сказать друг другу. Нам есть, чему поучится друг у друга, и есть, что рассказать друг о друге.

Вот сегодня мы собирали представителей всех сторон, которые участвуют в выборах. Уже месяц прошел, страсти улеглись, можно сделать какой-то анализ с холодной головой, что получилось у нас вместе. Ведь я не разделяю, что избирательная комиссия есть некий барьер, и за ним стоят политические партии, другие участники политических процессов. Мы все вместе работаем на цель.

Не кривя душой могу сказать, когда мы собирались перед выборами, я был услышан по большинству вопросов. Но тем не менее выборы — это процесс, в котором задействованы порядка 880 комиссий, и если мы умножим на среднее количество 8-9 человек, почти 7 тысяч человек набирается. Да, мы их учили. Да, мы готовились. Но мы все люди, мы все ошибаемся. Ошибаемся в повседневной жизни. Где-то эти ошибки происходили и у нас, и мы люди, и мы ошибаемся. Точно так же, как ошибаются и другие участники процесса, это и кандидаты, и наблюдатели. Но вот что это были за ошибки — системные, либо какой-то нюанс, какой-то момент, который мы сейчас вскрываем, определяем причину и стараемся сделать так, чтобы они не повторялись. Коллеги, с которыми мне довелось общаться, действительно признали, что те ошибки, которые были в 2012-13 году, их уже не было. Все мы люди творческие, старых ошибок не повторяем, а совершаем новые. Сегодня поговорили на эту тему, тем более, у нас впереди подготовка к выборам в Государственную Думу.

— И у избирательной комиссии будет очень много работы. Как ваши сотрудники выдерживают эти марафоны?

— Как ни крути, но я отделаюсь банальной фразой, что в этой системе случайных людей нет. Если начать объяснять человеку, который не связан с выборами, он не поймет, потому что он далеко от этой работы. Если сказать что-то другое, все равно будет кому-то непонятно. Кто-то посмеется, они там два–три дня поднапряглись, зато все остальное время сидят, дурака валяют. Поэтому еще раз повторю, что в этой системе случайных людей нет. Государство выделяет на эту деятельность не так много средств. Для членов комиссий это дополнительная нагрузка, помимо основной деятельности. Ведь кто такие члены избирательных комиссий — учителя, врачи, провизоры, продавцы, домохозяйки, пенсионеры, которые по тем или иным причинам идут работать в комиссию, либо это партийное решение… Какой бы громкой эта фраза не была, но это процесс обеспечения жизнедеятельности государства.

— Насколько тяжела нагрузка на ваших людей в этот период?

— Выходишь на работу в воскресенье в семь утра. День очень нервный, потому что ты чувствуешь ответственность, и любое неправомерное решение может привести к нежелательным последствиям, не только для тебя, но и для тех людей, которые рядом с тобой сидят. Приходят люди, которые иной раз используют избирательный участок как некую площадку, где можно выплеснуть свое недовольство. А член комиссии, председатель, секретарь, они не имеют права ответить взаимностью. Они должны сделать все возможное для того, чтобы человек успокоился, для того, чтобы конфликт этот не разросся.

Комиссии вне зависимости от того, какая погода, идут с выездной урной. Там может быть дождь, там может быть слякоть, может быть мороз, но они идут. Они идут в частный сектор, где собачки во дворах, и не везде они привязаны, у нас были такие случаи, когда кусали людей. В многоэтажках лифты неработающие, а избиратель на девятом этаже живет, и туда все равно приходится идти. А не все у нас члены комиссий отличаются богатырским здоровьем. Потом, после того, как окончен подсчет голосов, необходимо заверить все документы в строгом соответствии с регламентом.

Когда была дискуссия, когда все-таки проводить выборы, было понятно, что политики называют свои даты. Например, тем, кому хочется протестного электората получить, им лучше поздняя зима или ранняя весна. У других какие-то свои сроки, но я еще ни разу не слышал, чтобы кто-то вспомнил про членов участковых комиссий. В общей сложности у нас в области в комиссиях разного уровня задействовано более 10 тысяч человек. Это почти один процент от общего количества избирателей области.

Чем сентябрь хорош? Тем, что на дорогах нет заносов, нет гололедицы. Вы не поверите, что иной раз ждать намного тяжелее, нежели отработать весь этот день на избирательном участке. У нас был случай, когда две или три вышки сотовой связи вышли из строя, а мы этого не знали. Мы не можем дозвониться до одной территориальной избирательной комиссии, которая в дороге. Представьте, каково было состояние. Это тоже момент, тоже нюансы. Тяжело это или легко, когда ты звонишь своему коллеге, а он не берет трубку, ты звонишь другому, который с ним в машине, а он тоже не берет трубку. И вот эти 35 минут, как их описать, я слов таких не знаю. Потом, когда раздается звонок — ой, ты мне звонил, остается только вздыхать облегченно.