Не народная. Песню «Живёт моя отрада» написал владимирский поэт

С таким ходатайством к местным властям обратились депутат Госдумы, оперная певица Мария МАКСАКОВА и наш земляк, солист Волгоградского театра оперы и балета Никита ФИЛАРЕТОВ.

Решая вопрос об увековечении имени талантливых артистов (которые, бесспорно, этого заслуживают), мы порой забываем о своих земляках, чьи имена оставили отпечаток не только в истории нашего города, но и в России в целом. Наша история об одном из них…

Гений народа

«Живёт моя отрада в высоком терему. А в терем тот высокий нет ходу никому… » — слова этого популярного романса, написанного в XIX веке, и по сей день знает каждый. В царской России его пели и в дворянских салонах, и в заводских казармах. В советское время, особенно в годы Великой Отечественной войны, мелодичные напевы о зазнобе доносились чуть ли не из каждой квартиры, где имелись патефон или радиоприёмник. Душевность незамысловатых куплетов вселяла надежду и дарила то безмятежное спокойствие, по которому так часто тоскует мятежная русская душа. Не удивительно, что песня быстро прижилась в деревнях и сёлах, где её окрестили русской народной, вычеркнув из памяти имя настоящего автора. Вот такая народная любовь.

Ранимый гимназист

Мало кто знает, что автор романса имеет прямое отношение к городу Владимиру. Но обо всём подробнее. В 1859 году в селе Писцово (Ивановская область) в семье Почётного гражданина, купца III гильдии, родился сын — Серёжа РЫСКИН. По семейной традиции, Серёжа должен был стать владельцем ситценабивной фабрики в родном селе, но этого не случилось — его отец разорился. Хоть с деньгами в семье было туго, мальчика всё же отдали в гимназию, с расчётом на то, что Серёжа получит хорошее образование и не пропадёт в жизни. В августе 1873 года Серёжу проэкзаменовали во Владимирской Губернской гимназии и определили сразу во II класс. Мать гимназиста Рыскина уведомила начальство гимназии, что «квартира сына будет у Аристовой, в доме Чеплакова в Троицкой улице». Как нам рассказал Евгений ЕФРЕМОВ, владимирский историк-краевед, на улице Подбельского (до революции это была Троицкая улица) стоит неприметный дом № 1, в котором с 1873 по 1877 год квартировал ученик Рыскин. Кстати, на доме нет мемориальной доски, вместо неё высоко (так, что и не разглядишь написанное) висит маленькая табличка «Дом жилой с мезонином XIX век. Памятник градостроительства и архитектуры регионального значения. Охраняется государством». О том, кто жил в этом доме, — ни слова. На первый взгляд дом кажется каменным, но это «обманка».

На самом деле дом деревянный, оштукатуренный. От него до мужской гимназии — рукой подать. После переезда семьи Рыскиных в Шую Сергея перевели в местную гимназию, где он учился до 5 класса. Мальчику нравилось изучать науки, но стать учёным ему было не суждено — у Серёжи скоропостижно умер отец. Смерть близкого человека настолько подкосила ранимого Сергея, что он не оправился от нервного потрясения и попал во Владимирскую земскую больницу, а потом на лечение в Москву. Пока его сверстники грызли гранит науки, способный ученик был в стороне от знаний и, как следствие, выбыл из гимназии.

Затем в жизни Сергея Рыскина появилось железнодорожное училище в Коврове, где он проучился 3 года, а затем работа помощником машиниста на Московско-Нижегородской железной дороге. Тяжёлый труд не убил в нём романтическую натуру — в гимназии и в училище юный поэт писал поэмы, подражая великому Некрасову и его крестьянским мотивам. В один из дней Рыскин решает покинуть грязно-угольные будни паровозного депо и уехать в Москву, где ему суждено стать журналистом. Однако славу на литературном поприще Сергей Рыскин так и не снискал, зато стал автором легендарного романса…

Зазноба-отрада

В 1882 году в «Московском листке» появилось стихотворение «Удалец», которое позже положат в основу песни и тем самым обессмертят. Рассказывает Павел ЖУРАВЛЁВ, ковровский краевед-любитель:

— Учась в Коврове, Рыскин услышал от старожилов романтическую историю местных «Ромео и Джульетты» — купца и дворянки. Ковровский купеческий сын Николай Шаганов без памяти влюбился в дочку обедневшего дворянина Наденьку Локтеву. Не теряя времени даром, жених посватался к зазнобе. Но встретил жёсткий отказ… от родителей Наденьки.

Дворяне Локтевы оскорбились столь «низким» сватовством: «Чтобы дочь свою выдать за купчишку, аршинника?».

Несмотря на то, что отец Николая был богатым купцом и городским главой (то бишь мэром), даже как-то лично принимал у себя императора Николая I, родители невесты не благословили молодых на брак, мол, слишком велика сословная рознь. Жених так боялся потерять свою любимую, что решился на отчаянный шаг — с помощью друга похитить невесту и обвенчаться с ней.

«Живёт моя зазноба в высоком терему;
В высокий этот терем нет ходу никому;
Но я нежданным гостем — настанет только ночь -
К желанной во светлицу пожаловать не прочь!»

Ночью к дому Локтевых тихо подкатила тройка коней. Предупреждённая о «похищении» Наденька собрала кое-что из приданого и с беспокойством ожидала экипаж. Сигнал подан! Отступать некуда! Девушка тайком выбирается через окно и вдруг… заробела — «а правильно ли идти супротив воли родителей»? Видя колебания девушки, сидевший в коляске друг Шаганова, сдёрнул её за ноги вниз. Не успела невеста опомниться, как лихая тройка уже мчалась до ближайшего села Осипова, где в Дмитровском храме свою ненаглядную, сгорая от нетерпения, ждал жених со свидетелями.

После бракосочетания счастливые молодожёны, распрощавшись с друзьями, уехали к родственникам жениха в Вязники. В это время, узнав о похищении родной дочери, благочестивые родители Наденьки были настолько взбешены наглостью купчишки, что немедленно подали иск в суд. Дело получило официальное наименование «О дочери чиновника Надежде Петровне Локтевой, судимой за вступление в брак без согласия родителей за купеческого сына Николая Шаганова». В Коврове бурлили страсти! Скандал! Дочь дворянина похитили! Прошло время, страсти улеглись, а судебный процесс закончился ничем. Спустя год Локтевы простили свою «непутёвую дочь» и благословили на счастливую жизнь. Вопреки всем страхам, брак Шагановых оказался счастливым, супруги прожили вместе почти 40 лет, родив троих сыновей.

В XIX веке браки между представителями разных сословий считались мезальянсом. А уж если речь шла о похищении — тут уж весь свет «вставал на дыбы». Скандальное похищение невесты наделало много шума в Коврове, жители долго помнили «лихую историю». Не удивительно, что спустя полвека Рыскин во всех подробностях услышал красивую городскую легенду. А ковровские «Ромео и Джульетта» настолько впечатлили юного поэта, что на свет родились бессмертные строки, пронзающие своей искренностью и какой-то обреченной любовью: «Живёт моя отрада»…