Алексей Леонов: «В любой проект — только с Кубасовым»

Владимирскую область посетил человек, которого абсолютно без какой-либо иронии называют «легендой» и «национальным достоянием», дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов. А ректор ВлГУ Анзор Саралидзе назвал Алексея Архиповича «человеком мира, космоса и Галактики». В его программе значились три встречи: с губернатором Светланой Орловой (ей он рассказал, как и почему погиб Гагарин), со студентами ВлГУ и воспитанниками Кадетского корпуса в Радужном. При этом выдающийся космонавт специально для показа молодежи привез с собой изумительный документальный фильм, снятый в 1975 году о шестидневном советско-американском полете по программе «Союз»-«Аполлон». Сейчас мало кто помнит, но 10 лет назад Алексей Леонов уже приезжал во Владимир вместе с нашим земляком своим бортинженером Валерием Кубасовым и астронавтами с того самого «Аполлона» Томасом Стаффордом и Винсом Брандом. Тогда после официальной встречи в областной администрации я отозвала Алексея Архиповича в сторонку и спросила, почему не приехал третий астронавт миссии Дональд Слейтон и что это за мальчишки крутятся возле Стаффорда? Леонов сказал мне о кончине Слейтона, причем чувствовалось, что для него это — личная утрата. Зато о двух пацанах Стаффорда говорил с улыбкой: оказалось, за год до этого командир американского экипажа усыновил их из Фрязинского детского дома в Щелковском районе около Звездного городка — Станиславу было 9 лет, Михаилу — 12. В этот приезд Алексея Леонова я не удержалась, чтобы не спросить его о том, как поживают приемные русские сыновья его американского друга. Алексей Архипович улыбнулся: «Блестяще. Один в университете, второй — в Вест-Пойнте. Им очень повезло с отцом». Ну, а дальше Леонова можно было только слушать. О гибели Гагарина — Президент Путин разрешил мне рассказать об этом при условии не называть фамилии летчика, который виноват в той катастрофе. Он уже в возрасте, плохо себя чувствует. Тогда, 27 марта 1968 года, в зоне над Киржачом проходили парашютные прыжки. Я был командиром этой группы и пилотом вертолета. А Юрий проверял пилотирование самолета в сложных условиях. Летали МИГи — и также выше 10 тысяч метров испытывался СУ-15. Его пилот нарушил задание. Спустился под облака, затем включил форсаж, пошел на свой эшелон и прошел в облаках, не видя самолет Гагарина, на расстоянии 15-20 метров. Перевернул его звуковой волной, в итоге самолет попал в глубокую спираль с высоты 4200 и на выведении из нее столкнулся с землей. Тогда запретили об этом говорить: мол, ничем не помочь уже, а человек будет уничтожен. Но причина катастрофы одна — халатность, нарушение пилотом предполетного задания. О судьбоносной аллергии Кубасова — Буквально за часы до старта «Союз-11» у Валерия обнаружили легочное заболевание. Заменили нас на дублирующий экипаж — Добровольского, Волкова и Пацаева. Валерий страшно переживал. А оказалось, что это у него была аллергическая реакция — на космодроме кусты какой-то химией тогда опрыскивали. Так что выписали его из госпиталя совершенно здорового. А ребята взлетели. Через 22 дня возвращались на Землю и за 20 минут до касания все погибли. Во время отстрела орбитального отсека от спускаемого аппарата произошло вскрытие дыхательных клапанов. Они просто рассыпались. Сразу после посадки мы с Алексеем Елисеевым полетели на место гибели. Ребята были еще теплые. К сожалению, Валерия теперь с нами тоже нет. В прошлом году мы с Томом Стаффордом были на Олимпиаде. За сутки с Валерой говорили по телефону. Собирались приехать к нему в клинику в Москве. Но, к сожалению, произошло то, что произошло. Никогда не думал, что он уйдет раньше. Цельный, состоявшийся человек. Как любил свою Родину, как любил Вязники. Всегда спорил, когда Вязники называли маленьким городом. Говорил — большой. А я ему: какой большой? Вяземки-то? Он сердился: не Вяземки, а Вязники. У него остались жена Людмила Ивановна и двое чудесных детей. «Это я, советский полковник!» — «А это я, Фома Фомич Стаффорд!» — Мы с Кубасовым долго готовились, готовились, но все оставались на Земле. Что пережили тогда… И вдруг в 1972-м принимается решение о международной программе «Союз»-«Аполлон». Холодная война тогда была в разгаре. И президент США Никсон и президент НАСА Флетчер обратились к Алексею Николаевичу Косыгину: дескать, мы зашли слишком далеко, можем погубить жизнь на Земле, давайте выходить из этой ситуации, найдем толковых ребят — и пусть они в космосе вместе поработают, обратятся оттуда к людям. Косыгин одобрил — он был удивительным человеком. Меня вызвали в Кремль и предложили возглавить экипаж. Я засомневался: английского-то не знаю. Мне в ответ: за два года и китайский выучишь. Я сказал: хорошо, но только вместе с Кубасовым, мы же с ним 10 лет вместе. Начали учить язык. Я так старался — меня даже дети дразнили. Американцы тем временем русский учили. Так и выучили до уровня репортажей. И вот представьте картину: в США есть программа «Доброе утро, Америка». И вдруг вещание: «Доброе утро, Америка. Над вами — полковник российской авиации. Вижу на дороге в Оклахоме желтый автобус в водителем-женщиной». Ну, перепугались они сначала, стали звонить по разным службам: над нами враги летают. Черт-те что было. Но потом я объяснил, кто я. Целую неделю было такое «Доброе утро». А у нас Том Стаффорд вещал: «Доброе утро, советский народ, это я, Фома Фомич Стаффорд. Я рад, что я с вами». Правда, с языком случались казусы. Заканчиваем программу подготовки. Устраиваем вечеринку. Хвалим друг друга. На английском, конечно. Начинаю говорить я. Одну букву в похожих по звучанию словах перепутал и в итоге пожелал всем не удачи в жизни, а жизни, полной сексуального успеха. Они все вскочили. Расхлопались, развеселились… Прошло 10 лет. Праздновали юбилей программы. Флетчер говорит: «Алексей. Прошу — выступи. И ошибись так снова». Со Слейтоном мы познакомились гораздо раньше — в Афинах на конгрессе. Он, кстати, наш человек — во Вторую мировую бомбил Берлин. Так вот, встретились в гостинице. Мы с Пашей Беляевым и Дон с астронавтами Купером и Конрадом. Языка тогда не знали ни мы, ни они. Но четыре часа общались. Достали бутылку водки — выпили. Достали бутылку виски — выпили… Паша потом сказал: «Отличные ребята, с ними в космос лететь можно». А потом, представьте, Слейтон попал в наш совместный экипаж. А Тома Стаффорда я впервые встретил, когда он без разрешения Госдепа США прилетел на похороны экипажа Добровольского. Между Обью и Енисеем — К тому полету на «Восходе» с выходом в открытый космос мы с Пашей Беляевым долго готовились. Одних аварийных ситуаций проработали порядка 3 тысяч. А генеральный конструктор сказал: «В полете будет 3001-я». Так и вышло. Всего семь аварий было в том полете, не предусмотренных никакими инструкциями, и надо было действовать исходя из опыта. А в итоге отказала система управления корабля. Сместилось все на 90 градусов. То есть я должен был управлять кораблем вручную, сидя прямо, а смотреть под 90 градусов. Топлива при спуске оставалось на один режим. Это было очень страшно. Взгрустнулось даже — дочка на Земле, люди там живут. Смалодушничал, да. Сколько лет можно бороться? Но мы все сделали, как надо. Правда, не сели на расчетном витке и ушли на другой. Так что приземлились в тайге. Когда открыли люк, мы это почувствовали. Паша спрашивает: «Ну, навигатор, где мы?» Я ответил: «По приборам — между Обью и Енисеем. Месяца через три за нами на собаках доедут».