Армейский цирюльник

Профессия у Антонины Александровны Пелевиной, кавалера ордена Великой Отечественной войны II степени, самая мирная — парикмахер. Но без услуг цирюльника не обойтись воюющей армии. Поддержание в порядке внешнего вида солдат и офицеров — один из факторов сохранения дисциплины и боевого духа. Антонина Пелевина родилась в 1924 году в деревне Савельево Ярославской области. — Антонина Александровна, что вы помните о своем детстве? — Жили трудно. Выручали корова-кормилица да лошадь. А потом председатель колхоза написал донос на моего отца и его брата — дядю Сережу. То ли в кулачестве их обвинил, то ли в предательстве. В общем, арестовали их. Вроде бы собирались посадить на три года. Но разобрались, отпустили. Только в той деревне им уже жизни не было. Отец с братьями подались в Александров. Здесь как раз радиозавод строился и жилой поселок для его сотрудников. Работы хватало. Я сначала у тети жила — нянчила ее ребенка, потом уже в Александров приехала. А тому председателю поездом ноги потом перерезало, вот так его судьба за донос наказала. — Как для вас началась война? — Когда объявили о нападении на нас Германии, у меня очень тяжело болел отец. В эвакуацию с заводом из-за этого не поехали. Я пыталась устроиться на работу, чтобы продовольственные карточки получать. Без завода с работой сразу плохо стало. Ходила по всем организациям — нигде работники не нужны. Мыкалась, пока папин знакомый меня не пожалел — он службой быта заведовал — и не устроил учеником мастера в парикмахерскую. В парикмахерской отработаешь восемь часов, потом в госпиталь идешь — стричь, брить бойцов. Тогда, в начале войны, много раненых с фронта везли. В госпитале нам не платили и карточек не давали, но кормили. — А когда вы в армию попали? — Мне тогда уже 19 лет было. Взрослая, совершеннолетняя. Все воюют кругом, ну, а я же тоже хотела, чтобы война быстрее закончилась. Поэтому пошла в военкомат и записалась добровольцем в отдельный эксплуатационный железнодорожный полк. Маме ничего не сказала — весточку уже из-под Калуги отправила. — Чем полк занимался? — Снабжением армии. Сначала 1-го Украинского, а потом Дальневосточного фронтов. Подвозили снаряды, продовольствие. Я тоже выполняла любые задания, на какие командование отправит. Ну и, конечно, по своей профессии работала — брила и стригла бойцов. — Вам приходилось в боевых действиях участвовать? — Винтовка у меня была, но стрелять не пришлось. Пока по территории СССР шли, даже под бомбежки не попадали. Повезло, что ПВО хорошо работала, ведь поезда с боеприпасами для врагов — одна из первоочередных целей. Практически жили на колесах, когда фронт двигался, а когда фронт вставал — разбивали лагерь. Хуже всего, когда вставали в поле. Жили в землянках, в лесу, охраняя полковое имущество. Нам выдавали по три сухаря, которые мы запивали холодной водой — был запрет на разведение костров. Ни приготовить, ни согреться. В городах полегче было. И в бытовом плане проще, и укрыться от налета есть где. Вот в Польше, когда под бомбежку попали, нас спасло, что успели попрятаться по подвалам. — Какие воспоминания о войне сильнее всего врезались в память? — В Польше видели Освенцим. Там все еще было в пепле сожженных людей. Застали, как военные эксперты этот пепел собирали. Страшно… Страшно было и когда ехали по нашей территории, бывшей «под немцем» — от Москвы до западной границы проехали. Города в руинах, деревни уничтожены. И только трубы — заводские, печные… Потом, когда в Германию уже вошли, я все не могла понять, зачем они на нас полезли? Дворики ухоженные, домики, как с картинки, на окошках — занавесочки. Даже уголь в подсобках — и тот руки не мажет! Ну чего им не хватало?! Для чего нужно было разрушить то, что мы с таким трудом строили? В Германии с местными контактировать не пришлось. Заходим в дома — там уже никого. Столы к обеду накрыты, а люди спешно бежали. С поляками вот нормально общались. А на Западной Украине, когда поезд останавливался и мы выходили на станции купить что-нибудь из продуктов, продавцы сразу сворачивались. Мол, ничего не продаем. Правда, там тоже находились люди, которые нам бесплатно несли продукты. Но все же общее впечатление было такое, что нам совсем не рады. — День Победы вы встретили в Германии? — До Берлина наш полк не дошел 15 километров, когда объявили о капитуляции Германии. Как все радовались! Я уже планировала домой возвращаться. Но поступил приказ отправляться на Дальний Восток — воевать с японцами. Так я оказалась на Сахалине, в городе Тайхара. Жили в одном доме с японцами. Они на первом этаже, мы — на втором. Полная беднота, но хитрые. При встрече нам говорили: «Россия — хорошо». А их ребятишки постоянно к нам прибегали гурьбой, младшие сидели на закорках у старших, и хором: «Русская мадама, хлеб-сахар давай!» Давали, куда деваться. А как у них что попросишь, так сразу: «У нас нет ничего» или «Я не понимай». — В каком году вы демобилизовались? Как встретила мирная жизнь? — В январе 1946 года, в феврале вернулась в Александров. Приехала, работы нет. Искала, где устроиться. Хорошо, что подружка, которая уезжала из Александрова, порекомендовала меня на свое место. Она официанткой работала. Потом уж получилось устроиться в парикмахерскую на вокзале. Вскоре стала бригадиром в комбинате бытового обслуживания. Несколько раз становилась победителем соцсоревнований. Моя фотография была на областной Доске почета. То есть на работе меня всегда уважали. Но вот в самом начале моей послевоенной биографии была у меня сильная обида. На 9 Мая у нас чествовали всех фронтовиков, а меня не поздравляли. Дело не в почестях, подарках или признании. Этого всего у меня хватало. Просто для меня День Победы — самый главный праздник. А тут я вроде как в стороне оставлена. Спрашиваю у начальника нашего, почему так происходит. «Ты же на фронте не была», — отвечает. Им в военкомате дали справки на участников войны, и я там не числюсь. — А в военкомате вы поинтересовались, почему? — Разумеется. Ну, нет на меня там документов. Посоветовали ехать в Подольск, в военный архив. Поехала, стали разбираться. Оказалось, что такие справки после войны заполнялись массово, иногда на слух. И я вдруг оказалась по справке, отправленной в Александров, Полевиной Антониной Алексеевной, такого человека в городе вообще не нашлось. Перепутали и фамилию, и отчество. Вот так. Разобрались в конце концов. Хотя и позже бывали казусы. В одной из наградных книжек мою фамилию написали через «и» — Пилевина. В общем, я сумела отстоять свое право на свой Праздник. Я сейчас даже день рождения не праздную. Сложно мне большие празднества переносить. Ноги почти не ходят — профессиональная болезнь парикмахеров. Вот 15 апреля мне 91 год исполнится, я никого не собираю. А на День Победы обязательно приглашу всех родных и друзей. Это для меня самый главный праздник. И для моих детей, внуков и правнуков — тоже. Они у меня правильно воспитаны.