В школу с топором: почему подростки решают конфликты насилием

2 октября во Владимире задержали восьмиклассника, который проник в школу с топором. Его вовремя остановили и вызвали полицию, никто не пострадал. Официальные источники номер школы не разглашают.

По словам омбудсмена по правам ребенка во Владимирской области Геннадия Прохорычева, подросток принес топор в учебное заведение не для того, чтобы покрасоваться — у него был конфликт со сверстниками. Мальчик стоял на учете в комиссии по делам несовершеннолетних и на школьном учете. Сейчас в деле разбираются правоохранительные органы, особое внимание приковано к семье восьмиклассника.

Случаи нападения школьников на учителей и одноклассников уже давно не редкость не только для США, но и для России. Можно вспомнить истории с нападением в поселке Сосновый Бор (Республика Бурятия), когда ученик топором ранил шестерых школьников и учительницу, и в Ивантеевке (Московская область), когда 15-летний подросток открыл стрельбу в классе и напал на педагога с кухонным топориком. Увы, федеральная тенденция докатилась и до 33-го региона, к счастью пока без трагических последствий.

Фото — Pixabay License

Мотивы поступка владимирского школьника, кроме возможной мести сверстникам за издевательства, пока неизвестны. Симптоматика четкая, но власти и общество до сих пор не понимают, что делать для предотвращения подобных инцидентов. Хотя, по мнению психолога, решение напрашивается само собой — формировать психологическую культуру в нашем социуме, особенно в школах.

«У нас разрушена система психологии в школе. Психологов, которые остались, единицы — они работают на несколько школ по паре часов. И заняты они либо текучкой, либо тестированием, либо диагностикой. Психологической работой они, как правило, не занимаются. Но в каждом городе есть служба психологической помощи, очень часто она бесплатная. Думаю, что школа могла бы с ней договориться.Но у нас же какая ситуация? «Нельзя выносить сор из избы, будет плохо». Учителя же знают, когда дети приходят в алкогольном или наркотическом опьянении, и думаете, они об этом кому-то сообщают? Ничего подобного. Они предпочитают сделать вид, что этой ситуации не было. Надо работать с педсоставом, давать четкие руководства к действиям — как, чего и куда. С учителями же проводят беседы на тему наркотиков, курения, алкоголя, а надо, чтобы и про насилие было. Если вы видите, что ребенок подавлен или наоборот чрезмерно возбужден, лучше аккуратно пригласите психолога из социального центра, чтобы он побеседовал и посмотрел есть ли реально тревожные признаки или учителю показалось. Но, как правило, у педагогов большой опыт, они видят детей в динамике и, скорее всего, если они что-то заметили, надо действовать.У нас до сих пор нет культуры психологической помощи населению. Почему-то сходить к психологу — это стыдно, позорно и «я псих, что ли?!». А ведь уже прошло несколько поколений, а дети продолжают это говорить, значит слышат от взрослых. И учителям не должно быть стыдно сказать «У меня в классе ребенок стал вести себя немножко по-другому. Я не знаю, что происходит». В Голландии, например, предоставление психологической помощи налажено. Дети не боятся идти к психологу, проходят диагностику. Для них это, как гигиеническая норма для души», — отметила в разговоре с ПроВладимиром детский и семейный психолог Олеся Покусаева. Фото — Pixabay License

Родителям психолог рекомендует обращать внимание на деятельность ребенка в социальных сетях. Оставлять эту сферу жизни без контроля опасно. Правда, приучать отпрыска к открытости следует с младших классов — резко начинать отнимать телефон и запрещать сидеть за компьютером подростку чревато негативной реакцией и конфликтами. Покусаева считает, что публикации на личной странице, лайки под видео/постами и добавляемая музыка могут поведать о ребенке куда больше, чем попытка диалога. С этим сложно поспорить — нападавшие, как правило, «выдавали» себя участием в подозрительных пабликах или депрессивно-агрессивными статусами во «ВКонтакте». Правда, обнаруживали это следственные органы чаще всего после происшествий.

Владимирская история, вероятно, стала следствием бездействия и родителей, и преподавателей. Буллинг или травля в школе существуют не первое десятилетие, но в российских учреждениях на него до сих пор часто закрывают глаза, давая право участникам коллектива самостоятельно решать возникающие конфликты. Однако при нынешней привязке к гаджетам, дети практически разучились общаться лично и распознавать некоторые жесты, отмечает детский психолог. Если подросток еще и чем-то отличается от сверстников, то столкновение неминуемо. Одних профилактических разговоров с родителями недостаточно:

«У нас принято говорить „Делись переживаниями с друзьями и с семьей“ — это, конечно, хорошо и прекрасно, но это та категория людей, которая предвзята к нам. Предвзяты с хорошей точки зрения или с плохой, но они включены в процесс. А психолог — человек со стороны, который хочет помочь, но при этом не включен эмоционально. Поэтому специалист может беспристрастно оценить положительные и отрицательные стороны события и самого человека», — подчеркнула Покусаева.

Но даже после такого эпизода, как попытка нападения, ставить крест на подростке не стоит — ему можно помочь вернуться к нормальной жизни, если с ним активно поработают специалисты. Таким детям, как правило, не хватает социально активности, которая заключается не только в кружках и секциях, вероятно, не особо интересных подростку, но и в подработке — обретение некоторой финансовой самостоятельности положительно сказывается на самоощущении.

Добавим, Владимирская область вошла в топ-10 регионов, где проблема кибербуллинга (травли в сети) особенно актуальна, сообщила Общественная палата РФ. С января по сентябрь текущего года в России зафиксировали более 400 таких случаев, тогда как в 2018-м их было в три раза меньше.