Сергей Шахрай: «Парламент в беспартийном обществе — это куча говорящих голов»
— О том, что Конституция получилась. Несмотря на то, она принималась в совершенно необычной обстановке, чуть ли не начале гражданской войны. Надо было из хаоса и безвластия собрать новую страну, новые институты. И это получилось, 25 лет — тому доказательство.
Наша Конституция, кстати, и в мири за это ценится, потому что ситуация совершенно нетривиальная была в 1993-м. Кто знал, получится ли? И только те решения, которые мы нашли с Сергеем Сергеевичем Алексеевым, позволили решить эту задачу.
Конституция у нас документ небольшой — 137 статей. Первый раздел — это ценности, план будущего, до которого еще достаточно далеко. Второй раздел — права и свободы человека. А весь остальной текст — это процедуры и правила, как избежать конфликты между правительством и парламентом, центром и регионами. Конфликты политически не окрашены, и если авторы Конституции написали правильные процедуры, то из всех ситуаций есть выход. Это получилось.
Сегодня Конституция — это не только брошюра, но еще и сто конституционных законов, 400 решений Конституционного суда. Теперь это организм, который живет и развивается вместе со страной.
Когда идет речь о первых отечественных конституциях, фигурирует тезис, что во многом все они в значительной степени декларативны и говорили о том, чего еще нет, но к чему мы должны стремиться. Если говорить о Конституции 1993 года, то каково соотношение реальности и целеполагания?
— Все предыдущие Конституции создавались в другой ситуации и по-российски: новый лидер — новая Конституция. И только при действующей Конституции работал шесть лет президент Ельцин, и уже 19 лет работает президент Путин, который впервые в истории России, придя к власти, не переписал Конституцию под себя.
И то, что план получился — это доказательство того, что можно менять многие вещи: выборы губернаторов, принципы формирования Совета Федерации и так далее. Нельзя только менять фундамент, стены и крышу.
Про декларативность. Если прежние Конституции принимались, чтобы оформить присутствие лидера во власть или еще что-то, то очень быстро реальность и текст закона расходились. В нашем же случае было прямо наоборот — реальности не было, она рассыпалась. И текст Конституции создавал материю, страну, президентскую власть. Она была не то чтобы не декларативной, а супер материальной.
Сейчас во всем мире космическими шагами идет цифровизация. Реальность сильно меняется на всех уровнях. Как думаете, может и должен ли этот процесс каким-то образом отразиться на Конституции? — Вы попали в десятку. В декабре выйдет моя большая статья «Цифровая Конституция». Один из сюжетов связан с тем, что блокчейн-технология позволяет проводить опросы, референдумы на стопроцентном уровне доверия. Эта технология исключает любую подтасовку. То есть Россия превращается в Швейцарию с точки зрения принятия решений. Можно будет любой вопрос принимать этим референдумом. Законы должны делать профессионалы, а мы уже должны на референдуме решать: «За» или «Против».С цифровой Конституцией изменится власть правительства, парламента, президента. Что уж говорить о наших личных правах, которые попадают в непростую ситуацию, мягко говоря. Поэтому и во втором разделе и в других статьях надо менять механизм защиты наших с вами прав от тотально цифрового общества.
Я опрашивал молодежь, оказалось, что подавляющее большинство из них в своей жизни не ощущает присутствие закона. Как считаете, почему и нужно ли с этим что-то делать?
— Не надо заставлять любить Конституцию, пихать ее на все уроки, занятия. Мы россияне: если нас что-то заставляют сделать, мы это возненавидим очень быстро. В то же время, вы не ощущаете, что вы дышите. Однако дышите и за счет этого живете. Конституция — то же самое. Пока она выполняет свою функцию, мы живем достаточно спокойно в стабильном обществе. Конституция — это наш воздух. Если в Конституции что-то не реализовано или не соблюдается, это же не означает, что мы должны планку ее понизить до плинтуса. С Конституцией также как с Библией: если мы в повседневной жизни какие-то заповеди не выполняем, это не значит, что надо менять Библию. Надо меняться нам самим, нашему обществу и государству. Конституция — это национальная идея России.
Когда вы с Алексеевым и Собчаком готовили тот вариант Конституции, вы использовали идеи Сперанского из его «Введения к уложению государственных законов», была ли связка?— В Конституции использована одна из основных идей Сперанского, который решал проблему сопряжения, совместимости самодержавия и демократии. В итоге Сперанский нашел для главы государства место, в котором он не мешает парламенту, правительству. Он вышел из разделения властей. Мы с Сергеем Сергеевичем Алексеевым в этом плане солидарны со Сперанским. И если внимательно почитать, президент должен слезать с печи, если есть конфликт и нерешенная проблема. Все остальное должно делать правительство и парламент. И эта модель идеально работала, когда премьером был Примаков. Вот оно — полное совпадение текста и реальности. Так что идеи Сперанского живут вовсю.
А с Собчаком ситуация в том, что у меня был проект в апреле 92 года, он вошел в историю как «вариант ноль». И у Алексеева с Собчаком был тоже проект апреля 92 года. В 1993 году текст писали мы вдвоем с Алексеевым. Собчак выступил против этого текста.
Вы сказали Конституция похожа на Библию. Как Библия не укладывается в голове, что ее писали люди, так же и с Конституцией есть аналогичный психологический шаблон. Как вы ее писали, как это было?— На первый лист бумаги мы с Сергеем Сергеевичем договорились записать те ценности, которые были уже в обществе приняты бесспорно: многопартийность, разделение властей. Второй раздел я предложил взять из текста Сергея Сергеевича и уже вместе с ним адаптировать текст к нашей общей концепции. А вот последний, третий лист — это правила и процедуры осуществления власти, разрешения споров в бермудском треугольнике «парламент-правительство-президент». Все — 137 статья, текст закрылся.
И заключительный вопрос. Когда в свое время Борис Ельцин наделялся суперпрезидентскими полномочиями — это было понятно: смута, хаос, впереди неизвестность. А в нынешней ситуации зачем такое обилие полномочий и возможностей главе государства? Не пора ли нам переписать в чем либо Конституцию или принять новую?
— Я уже эту тему затронул. Ельцин по этой Конституции шесть лет работал, Путин — 19. Это доказывает, что найден оптимальный баланс президентских и парламентских полномочий, и правительством. Только в одном месте был перекос: наделение президента правом издавать указы нормативно-правового характера. Во всем остальном — это российская модель британской королевы. Просто не надо путать нашу ментальность и текст.
Когда Примаков пришел в премьеры, его поддержали все фракции, Совет федерации и президент. Больше администрация не могла вмешиваться. Где эти полномочия?
И последнее: я пять раз был депутатом и СССР, и РСФСР, и России. Я всегда был за расширение полномочий парламента. Но этого нельзя делать в беспартийном обществе. Если общество беспартийное, то парламент — это всегда куча громко говорящих голов. Если внутри нет структурированности, политической конкуренции, контроля друг за другом, то парламент превращается в свою противоположность.
Что вы понимаете под беспартийностью общества?
— Наше с вами состояние. У нас 38 партий записаны, но это не партии. В лучшем случае, это машинки для голосования и для продвижения некоторых трудящихся к депутатским креслам. На самом деле партия — это власть и оппозиция, конкуренция власти. Когда у нас будет такое общество, тогда и надо расширять полномочия парламента. Даю голову на отсечение: ни одной буквы не надо править в Конституции, чтобы ввести правительство парламентского большинства. И это мы предусмотрели.