«Селфи и жизнь напоказ — отдельная болезнь интима»

За последние годы фотографировать свою мордашку и поспешно выкладывать ее в Сеть стало нормой, а лайки превратились в особого рода валюту. Бодрые темпы современности породили новый вид общения, который для одних стал шансом социализироваться, для других — риском остаться в иллюзиях и одиночестве. Такого мнения придерживается старший преподаватель кафедры психологии и личности ВлГУ, практикующий психолог Елена Макарова.

— Селфи в России появилось плюс-минус в 2007 году. Но не прижилось тогда. Почему оно стало таким массовым явлением именно в последние несколько лет?

— Первый фактор — технический. В 2007-м телефоны были доступны только единицам. Сейчас же они достаточно дешевые и их много. Другой момент, — это огромная загрузка во времени. Люди настолько заняты, мы вообще перестали общаться, мы не умеем. У меня сейчас сидит целая группа студентов, у них последний курс выпускной, и, посадив их в тренинг, они с трудом находят общий язык. По поводу каких-то общих тем профессиональных они говорят, но как только просишь их рассказать о себе что-то личное, чего не знает группа… Оказывается, группа вообще плохо ориентируется о человеке как о личности. Потому что люди имеют сейчас такой закрытый барьер. Мы бежим, нам некогда, у нас вечный аврал, кипяток. И селфи становится таким новым способом общения. Я выложила селфи и все мои друзья начинают: «О, здорово, ты куда-то поехала, о, классные у тебя фотки, ты где там?». Потому что просто так они не позвонят.

— А откуда берется эта потребность жизни напоказ? Не все же так делают.

— Жизнь напоказ — это вообще отдельная болезнь интима. Есть такое понятие как эксгибиционизм, оно не очень хорошее, но так называемый эмоциональный эксгибиционизм, он тоже присутствует. Если молодой человек или девушка, — ну не чем ей похвалиться в жизни: грусть, тоска, сидит в трущобе, доширак заваренный доедает. Но, блин, как хочется быть Бузовой до смерти. Что я могу сделать? Я могу красиво, сделать свою фотку, сделать себе корону, ушки, выставить ее и — о, здорово, круто. То есть, подменяем реальную жизнь, которая меня не очень устраивает по каким-то причинам. Человеку хочется хорошей вкусной жизни. И поэтому когда «я» ее показываю, появляется больше друзей, хоть и виртуальных. То есть «я хочу иметь то, что мне не доступно». Вор крадет, мошенник обманывает, а если ты человек социально адаптированный, ты можешь просто уйти в сказку. Это уход в иллюзорный мир. Не то что бы это плохо… Главное не заиграться с этим.

— Сейчас так делает каждый второй, выходит, что в обществе столько недовольных собой людей?

— Ну конечно. Раньше воспитывались люди иначе. Мы говорим, что русские люди отличаются чем — у них Достоевский весь в глазах: начинаем страдать, думать. А сейчас это размывается, чтобы не думалось, чтобы было чуть легче. А значит должна быть какая-то поп-индустрия, сопутствующая желаниям и потребностям, которые легко даются на поверхности. Если я не могу это купить или условно быть олигархом, то я могу им казаться.

Раньше было два [телевизионных] канала и столько визуальных соблазнов не было. А сейчас средства массовой информации тебе рекламируют все красивое, дорогое, богатое, а ты сидишь — у тебя «степуха» или зарплата как у молодого специалиста. А тебе опять: платье, машина, курорт. Телевизионные программы все информационно-познавательные или развлекательные. Ты либо грузишь себя политикой, глобальными катастрофами, а если не хочешь грузиться — остаются развлекательные каналы. А там всегда продается, что скандально, что дорого. Человек и говорит: «Я тоже так хочу». И поэтому селфи и жизнь напоказ — это самый простой способ оказаться в якобы том мире, в центре внимания.

— Есть ли у вас ощущение, что это все-таки не мода, а уже какая-то норма жизни, которая с нами надолго?

— Это уже вторая сторона. Есть к этому привыкание. Например, человек занимается экстремальным спортом, и пока он не хапнет адреналина, говорить ему что угодно, останавливать как-то бесполезно. Вот и селфи точно так же. Человек вошел во вкус — ему лайкают, он начинает зависеть «сколько, кому я понравился». «Ой, мне вот здесь написали отзыв, значит, я тут выгляжу лучше». И можно сколько угодно пропагандировать, что это нехорошо, только эффект будет обратным. Есть потребность возрастная, есть потребность нравиться, потребность в расширении круга друзей, потребность где-то быть лучше других. Все они у человека должны удовлетворяться. Если раньше мы удовлетворялись через труд, какие-то пионерско-комсомольские организации, то сегодня мы можем сделать это гораздо легче.

— Но ведь это иллюзорно. И получается, что в обществе слишком много одиночек.

— Одинокое общество связано с тем, что люди перестают разговаривать. С одной стороны средства массовой информации пугают, что не нужно быть открытым — столько мошенников и так далее. С другой стороны, они говорят: «Ребята, а вы давайте как-то общайтесь». И вот он когнитивный диссонанс: с одной стороны, я как девочка должна бояться общаться, а с другой стороны, у меня есть потребность в общении. И как мне общаться безопасно? Самое простое — я буду делать это в интернете. Кто мне больше полайкал, тот меня и любит. Но, конечно, это все иллюзорно и люди остаются в одиночестве. И это даже усугубление этого состояния. Здесь много других механизмов, которые срабатывают. Человека полайкали: «Ага, значит можно выползать из своей конуры». Жизнь в иллюзорном мире — да, негатив, но есть и позитив. Это возможность попробовать свои силы и стать более уверенным. Люди неуверенные выставляют что-то о себе, их лайкают, просматривают, и они тем самым слышат обратную связь. Повышается самооценка.

— Не выйдет ли так, что человек неуверенный в себе постепенно перерастает в нарцисса?

— Не все так плохо. Безусловно, есть такая тенденция. Но есть и положительный момент. Людям, которые не болезненно увлечены селфи, это становится шансом немножечко социализироваться. Другой вопрос, если у человека вообще все плохо с внешними контактами, друзьями, родителями, всё равно будет уход во что-то. Не в селфи, так в сидение дома, не в это, так в определенного типа литературу: в 90-х годах во Владимире была масса сектантских движений. И фиг его знает, что здесь хуже. Это беда не селфи, а личности.