Здесь был Коля

Был я в ихнем Кёльне. Что сказать — город! Только грязноватый, примерно как Владимир в 90-е. Но там, как мне сказали, немцев — меньшинство. То есть меньше половины населения. Остальные — как бы это потолерантнее? — не немцы, в общем… А так — город хороший. И собор там — большой. Огромный собор. Вот так вот: слева — вокзал, правее — собор, вышел из вагона и сразу любуйся — удобно.

По собору можно бродить свободно, а вот наверх — на башню — вход платный. С взрослых требуют 4 евро, с детей и прочих льготников — 2. Всей семьёй можно пройти за 8, это так и называется — семейный билет. В храме Христа Спасителя в Москве за вход на смотровую площадку тоже деньги берут — 200 рублей. То есть, на западную монету, 3 евро получается. Без учёта — взрослый ты или ребёнок, один или с семьёй. Причём у немцев вверх ведут 500 ступенек с гаком, у нас, говорят, около двухсот, то есть, в переводе на валюту, наша ступенька получается круче германской.

Но ведь «из нашего окна площадь Красная видна», а из кёльнского «окошка» что увидишь? Ну, Рейн. Ну, новоделы под старину (весь исторический центр Кёльна американцы в сорок пятом разбомбили). Ну, панораму города. А ещё — надписи. Но это уже на стенах собора. Пока карабкаешься по четырёмстам ступеням, каких только надписей не увидишь! На всех языках мира. Может, и на суахили есть. Иероглифов полно. Смысл всех инскрипций, в общем-то, понятен: «Здесь был я», «Джон + Келли = любовь», «Йоган дурак» и т.п. Правда, «ДМБ-20…» увидеть почему-то не удалось, но, может, ещё не сезон?

Русский турист обилие надписей на стенах храма воспринимает с оторопью. Как это — святое место, и такое? Но потом смелеет. И начинает соображать, чем бы увековечить своё имя на здании, которому покровительствует святой Пётр. Мне, к счастью, суетиться не пришлось. За меня какой-то другой земляк постарался — вывел по-русски: «Здесь был Коля». Спасибо, дорогой пришелец! Может быть, до сих пор тысячи глаз — светлых, как незабудки, тёмных, как ночь в горах, больших и раскосых, зорких и в стёклышках очков — смотрят на наше с тобой имя и думают: «Надо же, и эти здесь околачивались!». А впрочем, ничего они не думают: на все надписи смотреть — глаза сломаешь!

Инскрипции на ихнем соборе — это не хулиганство, нет. На нашем — вот на нашем да, святотатство и прочее. Грех. А у них это, как сейчас говорят в «продвинутой» музейной среде, высокий уровень менеджмента. Это индустрия, «замануха» для туриста, стимул выжать деньги.

— Маш, на башню полезем?

— Ну её, высоко, не пойду!

— Маш, представляешь, наверху напишем: «Мымрикова — дура!». И сэлфи, Маш, сэлфи!

— Ну, пойдём!

А потом — мультипликативный эффект. Недавно вот выставка открылась фотохудожницы Штефани Плута — она соборные граффити запечатлела. И турист вновь отдаёт деньги, чтобы посмотреть на надписи, уже не карабкаясь на высоту 150 метров, не потея, не восстанавливая дыхания, не хватаясь за сердце.

Вообще, немцы к храмам относятся просто. Там это часть рыночной экономики: не может себя церковь содержать — всё, банкрот. Её пускают под другие нужды, более прибыльные. В готических соборах открываются магазины, банки, рестораны, библиотеки… Говорят, где-то даже публичный дом сгоношили, но это вроде как в Голландии — не в Германии. Голландцы шустрые, они могут.

У нас не так. У нас теперь раздел чёткий. Кризисные явления воинствующего атеизма преодолены, к старому возврата больше нет. Культовые здания, при советской власти приспособленные для утилитарных или культурных нужд (от складов до музеев), теперь восстанавливают своё сакральное значение, обретают былое величие, наполняются святостью. И говорить о них с точки зрения рентабельности кощунственно и грешно, хотя, конечно, свечки в церквях продают, поминальную за так не отслужат и даже вот на обзорную площадку без билета не пустят. Но это — тс-с.

А вот что касается культуры светской, опекаемой музеями, то тут разговоры о доходах и о постановке работы на «современном уровне менеджмента» вообще — тема модная. Такое ощущение, что торговцы, изгнанные их храма (тут нужно двумя пальчиками знак «кавычки» показать) прочно оккупируют музейные пространства, распознав в культурном наследии народа мощный ресурс для извлечения прибыли.

Все эти пыльные фонды с несметными сокровищами, пожелтевшие снимки и потускневшие за стеклами экспонаты, приближение к которым досужих экскурсантов вызывало трепет подбородков у бабушек-смотрительниц — всё это отходит в прошлое перед новаторскими методами менеджеров в узких брючках.

— Это что? Отдел «Родная природа?». Откроем экспозицию «Федя, дичь!». Ружья, капканы, силки, охотничьи трофеи. Тут же — лазерный тир для детворы и взрослых, фото на фоне животных: с кабаном — 70 рублей, с лосем — 100. Волки, так и быть, пойдут по полтиннику, уж больно они облезлые. Да, и буфет надо организовать — «Охотники на привале».

— Тут что — «Детский центр»? А это кто — Емеля? Почему просто так на печи валяется? Пусть работает! Емеля должен быть живой, печь — действующая, и чтоб пирожки — с пылу с жару. Пирожковая «У Емели» с фирменной сдобой, в названиях — привязка к местности. С гречкой пустим за 15 рублей, с капустой — 20, с мясом — 30. Да, и не забудьте расстегаи «По щучьему веленью» с рыбою — сотка за штуку, не меньше.

— А это? Экспозиция «Быт дворянской усадьбы» — рояль, мебеля, атмосфера разложения? Прекрасно! Устроим корпоративные вечера в стиле Монэ: мужчины в смокингах, женщины в неглиже. Муляж дерева сойдёт за пилон. Не знаете, что такое пилон? Темнота!

— Хрусталь? Целый музей? Надо же! А почему народ отоваривается на рынке, где от стеклянных изразцов до копеечных сувениров — всё есть? Пусть здесь берёт! Школьник хоть с колокольчиком, а уедет. Нынче какой год — петуха? Петуха ему хрустального!

Скоро прежних музейщиков, трясущихся над своими «единицами учёта и хранения», можно будет самих показывать в музеях. Лучше в скромных, районного масштаба, где мялка — это мялка, и прялка — это прялка, а не бренд с причудливой легендой, которую можно конвертировать в звонкую монету через китайские поделки. Подпись к этим экспонатам будет: «Они ничего не понимали в менеджменте».

А сами менеджеры в узких брючках, оцифровав всё, что можно оцифровать и отмонетизируя всё, что можно отмонетизировать, где-нибудь на своих собственных корпоративных тусовках будут осторожно мечтать о том, как здорово было бы открыть для посетителей, скажем, колокольню Успенского собора, чтобы с минимальными вложениями поиметь максимальную прибыль.

И пусть дурные туристы пишут на стенах по телеграфным расценкам — пять рублей буква. И пусть смотрят в платные музейные бинокли на заклязьменские дали. А для украшения этих далей в рукав с пляжем, где при открытии купального сезона плещутся мелкие муниципальные чиновники, изображая утомлённых солнцем горожан, хорошо бы запустить муляжи лебедей. Пусть плавают. Мало ли какой искушённый турист на колокольню вскарабкается. Посмотрит и скажет: «Ишь ты, как в Брюгге — лебеди, мать их!»

Фото: http://www.dw.com/ru/тут-был-вася-или-зачем-люди-пишут -на-стенах-кельнского-собора/a-37693935