Роман Евстифеев: «Это не ларек, а государственный музей»

Появившийся в середине прошлого года новый гендиректор Владимиро-Суздальского музея-заповедника Игорь Конышев своими действиями взбудоражил местное сообщество. Неожиданные закупки, неоднозначные перемены в музейных экспозициях и, наконец, увольнения заслуженных сотрудников не находят понимания как в экспертной среде, так и среди рядовых граждан города и области, для которых аббревиатура ВСМЗ — не пустой звук. Об изменениях в музее ПроВладимир побеседовал с политологом Романом Евстифеевым, опубликовавшим петицию к президенту с требованием дать оценку действиям нового руководителя музея.

— Полгода Игорь Валерьевич занимает эту должность. Что, по-вашему, происходит сейчас с музеем-заповедником. Какие проблемы вы видите как гражданин?

— Я обычный человек, живущий в городе и наблюдающий эту ситуацию снаружи, немного знаю эту ситуацию из сообщений прессы и общения с сотрудниками музея. На самом деле полной картины того, что там происходит, у меня нет. А вот те сведения, которые есть, вызывают опасения, связанные, во-первых, с тем, что увольняют людей, тех, которые много проработали и профессионально себя проявили. На мой взгляд, это неправильно. А второе — с не очень ясной пока концепцией развития музея. Какая она, и в чем суть развития музея пока абсолютно не ясно.

Но Игорь Валерьевич сказал прямо, что его задача — это зарабатывание денег и выполнение нормативов, заданных министерством культуры.

Это третье. Эти приоритеты, которые озвучивает руководитель, меня совершенно не удовлетворяют как жителя города, как одного из владельцев тех ценностей, которыми располагает музей. Мне кажется, это не позиция хранителя этих ценностей, ответственного хранителя. Это какая-то другая позиция, она мне не нравится.

— Я правильно понимаю, что у вас есть опасение, что временный руководитель здесь «наворотит» дел, а нам потом с этим жить.

— Опасений много разных. И я считаю, что право людей вполне выражать эти опасения. Право жителей города. Пока не будет дано точного ответа, пока не будет налажена коммуникация с гражданами, с сообществом, с гражданским обществом, эти опасения будут существовать. Может быть, даже будут расти.

— Какой механизм вы можете предположить для этого? Это же проблема системная явно масштаба федерального?

Нет, тут есть разные уровни. Здесь есть проблемы и на федеральном уровне, здесь есть проблемы и на уровне самого музея. Это проблема не новая. Мы, граждане области, жители города, с этой проблемой уже сталкивались. Прошлые руководители музея, к сожалению, тоже не создали каких-то институтов взаимодействия. Но получилось так, что они просто были глубоко укоренены в местном сообществе и хорошо взаимодействовали на личном уровне. Но институционально почти ничего не было создано. Это, кстати, большой упрек прошлому руководству. Не было ни общественных советов, не было каких-то институтов гражданского общества, которые помогали бы осуществлять такое взаимодействие. В крайних экстренных случаях люди собирались и что-то решали, но системы в этом не было. Если помните, называли же музей когда-то государством в государстве, даже музейной империей называли. В этом были свои позитивные моменты, но были и негативные, потому что не было налажено взаимодействие.

Вот новый руководитель делает точно то же самое, что делали и прежние руководители, то есть не общается и не создает эти институты. В этом смысле нужны изменения в музее. Я за изменения в музее. Но, похоже, руководство музея выступает против изменений, обвиняя ровно в том же самом простых людей, работников. В этом смысле, точно такой же упрек можно бросить в адрес нового директора: изменяйтесь, Игорь Валерьевич, мир изменился, лучшие музеи мира сегодня занимают эти позиции и развиваются дальше, только выстраивая взаимодействие и аккумулируя энергию граждан и жителей городов. Вот и вы меняйтесь, будьте современны, войдите, наконец, в XXI век. Не может руководитель музея сегодня работать без взаимодействия с местным сообществом, прячась от него, убегая от вопросов. Меняйтесь! Или увольняйтесь.

— Но получается ли, что сейчас, кроме как написать челобитную царю, общественность сделать ничего не может?

— Не только сейчас. Это старая российская традиция. Но не надо называть это челобитной. На самом деле это нормальная демократическая процедура. Мы же не просим казнить князя такого-то или там на кол посадить, как в челобитных Ивана Грозного просили. Мы просим разобраться в ситуации и рассмотреть возможности и соответствия. Это не значит, что надо взять человека сразу и, так сказать, в застенки, пытать там его. Надо посмотреть, может, этот процесс приведет к тому, что нам удастся показать руководителю, что нужно делать, как нужно себя вести. Может быть. Я не знаю.

— Это обращение к президенту уже спустили в Минкульт, который, собственно, прислал Игоря Валерьевича Конышева к нам во Владимир. Поэтому тут как-то все немножко закольцовано получается и бессмысленно, потому что не скажут же они, что по ошибке его прислали.

— Я не согласен с бессмысленностью этих действий, потому что растет интерес к этой проблеме. Причем не только во Владимире и области, музейные работники страны интересуются ситуацией, потому что она им близка, люди, которые ценят и любят Владимир и наши ценности тоже не остаются равнодушными по всей стране, и даже в мире. Но тут есть как бы несколько уровней проблемы. Первый уровень — это люди, которые страдают, которые попали в тяжелую ситуацию. И это право людей — бить тревогу. И они бьют тревогу. А наше право — это выражать солидарность. В этом случае конфликта между руководителем и работником я всегда на стороне работника. Они слабее, у них нет ресурсов. Руководитель и денег получает больше, и полномочий у него больше, и ресурсов. У него больше всего. И ответственности у него должно быть больше. Мой долг в этой ситуации поддержать людей, моих земляков, работников музея. Вот это первый уровень. Это и называется солидарность. Для того, чтобы проявить солидарность, нужна информация. Для этого я и разместил эту петицию, чтобы люди знали, что там происходит, что там непорядок.

Второй уровень — то, что происходит с музеем. Это более сложный уровень. Здесь, действительно, только нашими силами сложно что-то сделать, может, даже президент не сможет что-то сделать. Здесь нужна добрая воля самого руководителя музея, здесь нужна добрая воля губернатора и общественности. Я думаю, что на этом уровне что-то происходит. Наверное, общественный совет будет сформирован, удастся найти какие-то формы взаимодействия, я на это надеюсь. И есть третий уровень — уровень законодательный. Совсем сложный. Чтобы изменить порядок назначения и создать механизм согласования интересов местного сообщества и музея. Это уже совсем сложные вещи.

— Это уже какая-то утопия, которая когда-нибудьв перспективе отдаленной может произойти?

— Почему утопия? Это не утопия. Этот случай показывает, что так и надо работать. Этот случай показывает, для того, чтобы не было напряжений, чтобы не создавать напряжение на пустом месте, надо согласовывать эти вещи. Институализировать это можно через внесение изменений в нормативные акты, то есть нужна законодательная инициатива. Здесь я бы обратился к нашим депутатам Законодательного собрания как к органу, который обладает законодательной инициативой. К депутатам Госдумы от Владимирской области, к сенаторам нашим. Надо обратить внимание на эту проблему и подумать над тем, как создать такой механизм на уровне законодательства. Либо внесением изменений каких-то, либо, может, предложить Минкульту создать какое-то положение и так далее. Разные есть формы. Я здесь не специалист, но вижу, что здесь есть предмет для обсуждения, дискуссии о внесении каких-то изменений.

У нас ведь много разговоров о патриотизме, о том, что люди должны любить свою Родину, не уезжать из своего родного края — вот тот самый момент истины. Давайте Родину защищать вместе. Давайте не пустыми разговорами заниматься, не начальство нахваливать, в то время как молодежь утекает в крупные города, а покажем, что мы есть, что Владимирская область существует, что мы имеем собственные интересы и ценности, которые готовы защищать в рамках закона. И впереди этих процессов должны быть наши депутаты, лидеры политических партий, общественные лидеры. Иначе — нас просто нет, мы пустое место, каждый за себя. Но тогда нечего и обижаться, что люди уезжают туда, где удобнее и уютнее.

уволенный пресс-секретарь Павел Шебанков и почетный президент музея-заповедника Алиса Аксенова

— Что касается увольнения сотрудников. Может, так и надо? Может к ним просто здесь привыкли? Мы волнуемся за то, что вот они нам здесь свои, их увольнять нельзя, а они на самом деле не эффективны?

— А может, директора надо уволить? Почему вопрос только по работникам? Этого никто точно не знает. Вот есть большие претензии к тому, как у нас реализуется кадровая политика. В один день у нас уходит один руководитель, назначают другого. Без объяснений. Вот где самая первая точка напряжения, созданная не нами. Если прежнее руководство имело свои недостатки, и что-то было плохо, давайте разбираться. Скажите, назовите. А сейчас идет спекуляция. Вот они были плохие, а эти — хорошие –, но никто итоги не подвел, никто это не проанализировал, никто ошибки и недостатки прямо не назвал. И начинается перевод всего этого в какие-то слухи и домыслы, которые каждый использует в своих интересах. Ну, давайте скажем, что было плохого. И там были плохие, там были негативные моменты, там были и недостатки. Мы их не разбираем, оставляем в тени, идем дальше, назначаем нового неизвестного нам человека, чей жизненный путь нам тоже непонятен и неизвестен. Противоречив, скажем так, да?

И двигаемся дальше, и начинаем вроде как с чистого листа. Потом говорим, вот эти люди нам не подходят. К чему они не подходят? Стратегии нет, руководство музея честно открыто говорит, планов нет, дорожной карты нет, стратегия будет только осенью. Это что такое? Это государственный подход? Мы людей уже увольняем, уже начинаем какие-то переустройства, а стратегия только осенью. Помните, как один персонаж из «Двенадцати стульев» говорил: «Утром — деньги, вечером стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья». Сначала стратегия, потом сокращения и увольнения. Иначе, зачем мы тогда увольняем?

Не логично ли было бы предупредить: «ребята, у нас будет новая стратегия, вас там может не быть, попробуйте измениться». Или там, «вас не изменить, до осени у вас есть время и вылетайте». Вот это государственный подход? Вот в этом смысле работники музея, выражая свою личную боль, мне кажется, стоят на более государственных позициях, чем директор музея. Давайте размеренно и вдумчиво менять такие вещи.

— А что делать?

Человек, реконструируя музей, должен понимать и осознавать, что он претендует на то, чтобы менять что-то из наших ценностей. А это острый вопрос для всех владимирцев. Исторический музей перевести в разряд какой-то экспозиции художественной. Это что такое? Это как такое может быть? Если это, действительно, в планах руководства — то это недопустимо. Нечаев-Мальцов и купцы владимирские на свои деньги строили это здание как исторический музей. Ребята просто скидывались, собирали на круг и строили. А тут приходят, говорят: «это не то совсем, это нам не нужно». Это кто решает? Это не может решать один человек, кто бы он ни был. Это ответственность, которая неподъемна для одного человека. И даже разрушительна. Человек сегодня здесь, через несколько лет его не будет, а руины останутся. Нет. Такие разрушения нельзя допустить ни в коем случае. Или, например, вынести из Золотых ворот галерею героев в никуда. Ну, это как один человек может брать на себя такую ответственность? Убрать диораму из Золотых ворот. Вообще беда просто.

В прошлом году мы проводили большое исследование локальных идентичностей: владимирцы подавляющим большинством назвали оборону Владимира главным событием в истории города. Во всей тысячелетней истории! И это не наше «местечковое» исследование. Это большой проект, поддержанный грантом Президента РФ, большая научная группа его выполняла из разных городов страны. Мы изучали идентичность трех исторических городов России, Владимира, Ярославля, Смоленска. Это все опубликовано и доступно. Там есть очень много полезного, что изучает и уже использует руководство этих городов. Может быть, новое руководство музея этого не знает, допускаю, что оно не следит за исследованиями, ему не интересно, что думают владимирцы о себе и о своем городе, что ценно и значимо для них. Но это не просто совершенно непрофессионально, по-моему, это опасно для города и региона, не только для музея.

— Ну здесь вопрос, что у кого-то могут быть другие ценности, отличные от тех, которые здесь у нас.

— Ради Бога. Если это предприниматель, и он держит ларек, и продает там, что хочет, у него могут быть иные любые ценности. Он может поступать с работниками в рамках закона так, как хочет. Но это не предприниматель и не личная его вотчина. Вот на Руси раньше были такое, ставили на кормление человека и он там делал что хотел. Это не кормление, это не вотчина, это государственный музей. А государство это мы, это люди. И если государство делает что-то не так, то только мы можем его поправить, только граждане. В том числе петициями, в том числе выступлениями, в рамках закона. Что мы и делаем. И это очень хорошо, что граждане это делают. Надеюсь, будем делать и дальше.